Не требовалось большой сообразительности, чтобы понять: внутри пуд миног и дохлая кошка!
— Премного благодарен! — громко сказал я. — Да только к миногам у меня душа не лежит! Забирай их себе, хозяин, не обессудь, да и сам убирайся подальше, покамест капитан не начал сажать в жилище твое полупудовые ядра. А лучше всего было бы, кабы ты дал нам дорогу.
— Бушуев, вы последнего ума лишились? — громко спросил Бахтин. — С кем вы затеяли переговоры?
— Со мной! — раздался утробный глас, и на поверхность воды всплыли уста. Сквозь тонкий водяной слой виднелась и вся рожа. Надо сказать, страшенная — с расплющенным носом, в облаке зеленой тины.
— Господи Иисусе! — воскликнул Калинин, но при всем испуге сумел удержать матроса, что вздумал прихлопнуть этот морок веслом.
— Уж не знаю, кто ты таков, — обратился я к подводному жителю, — да только не балуй, пусти нас пройти по старице. Не своей волей идем…
— Как же идете? — полюбопытствовали толстые уста, окруженные мелкими пузырьками. — По воде, чай, не ходят, а плавают!
Его русская речь была неуловимо чужой. Как говорят прижившиеся у нас немцы, я знаю правильно, однако хоть малость — да на свой лад. Этот же выговаривал гласные звуки чересчур протяжно. Прибавляли своеобычия и пузырьки с их легким потрескиванием, и какое-то бульканье в горле у подводного жителя.
— Пропусти, сделай милость, а мы заплатим. Мы люди порядочные, добро ценить умеем, — продолжал я.
— Тебя пропущу, порядочный человек. А лодки пускай до утра постоят. Будет лодочникам впредь наука — не ходить в наши владения.
— Как же я без лодки-то?
— Высадиться тебе на берегу дозволю.
Этого мне только недоставало — один, ночью, в незнакомой местности! До Риги — мало того, что по меньшей мере шесть верст, так еще и по противоположному берегу. А главное — даже когда бы я оказался в Риге, все равно не смог бы предупредить пехотинцев Розена и приставшего к ним, чтобы в ратном деле замолить грехи перед рижанами, фон Эссена, что отряд Бахтина попал в диковинную беду.
Бахтин, удержав канонира, пробрался ко мне и вместе со всеми уставился на губастую пасть водяной нечистой силы.
— А коли я не захочу на берег высаживаться? — спросил я.
— Сиди тогда посреди старицы до рассвета. А рассветет — я лодки носами к Двине разверну и хорошего пинка дам — так в устье и влетите.
Вспомнил я Васькины предостережения, вспомнил! Да только что теперь от них проку?
Но не было еще случая, чтобы черный гусар поднял белый флаг. Подводный житель благодаря серебряной ложке чувствовал ко мне расположение, и следовало продолжить нашу беседу, авось удастся что-либо выторговать.
