— Подожди! Видишь на стене картина висит? Может быть за неё чего-нибудь отвалят!
Плот с сомнением посмотрел на портрет девушки в белом платье, кокетливо прикрывающей свою рыжую головку от солнца большим летним зонтиком. Но затем, решившись, подставил стул и начал снимать картину.
И тут из-за угла, с широкого дивана неожиданно кто-то жалобно произнес:
— Портрет хоть оставьте, супостаты. Это ещё мой дед свою невесту рисовал в IXI веке. Картина ничего не стоит, а мне дорога как память.
Надтреснутый старческий голос звучал протяжно с просяще-стонущими интонациями.
Раздраженный невольным испугом, Кизил злобно воззрился на немощное худое, высушенное годами тельце хозяйки, которое принял в полутьме за взгорбившиеся складки плохо заправленного одеяла:
— Смотри-ка, эти святые мощи ещё что-то вякают. Молчи, старая, пока последний дух из тебя не вышиб.
А Плот резко сорвав картину с крючка спрыгнул со стула и передразнил старуху: «„Дорога, как память!“ А жизнь тебе, значит, не дорога?! Лежи тихо! И раньше чем через час не вздумай шум поднимать!»
Воры поспешно направились к выходу. Услышав, как захлопнулась за ними дверь, хозяйка, тяжело кряхтя, стала подниматься с дивана. Ослабленные долгими годами пружины натужно заскрипели, словно жалуясь на свои несчастья и хворобы. Добредя до телефона, старушка плохо слушающимися искривленными ревматизмом пальцами сняла трубку. Но испуганно покосившись на дверь, не решилась позвонить в милицию: «А вдруг эти бандиты подслушивают снаружи?! Еще вернутся и прибьют! Нет, лучше дождусь Николая. Пусть он уж сам похлопочет, чтобы вернуть мне портрет моей бабки Лизаветы. Я уж так его всегда берегла! Даже во время войны в эвакуацию на Урал возила. Не с кем теперь будет поговорить и душу отвести, когда Николай на своих концертах пропадает».
И старушка безутешно зарыдала, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
Она не знала, сколько прошло времени прежде чем на пороге возникла высокая худая фигура сына, нелепо накренившаяся на бок под тяжестью большой плетеной корзины. Дворняга Жулька, стремительно шмыгнула мимо хозяина в комнату и энергично стряхнула с себя налипший на шерсть снег.
Буров открыл корзину, выпуская на волю обезьяну, попугая и рыжего кота. Утомившиеся от долгого неподвижного сидения в тесноте, звери шумно разбрелись по комнате. Обычно мать ворчливо ругалась на его четвероногих артистов, но сейчас до Бурова донеслись лишь жалобные всхлипывания. Николай поспешно включил свет и поспешил к сидящей на диване матери. Выслушав сбивчивый рассказ о краже, лишь сокрушенно покачал головой: Попрощайтесь с портретом, мама! Не станет милиция искать эту малоценную уже выцветшую картину и старый телевизор. «Видик», конечно, жалко — единственная стоящая вещь. А все вы, мама, настаивали на его покупке, чтобы без конца крутить съемки моих выступлений, когда я уезжаю на гастроли. Вот и докрутились!
