Волной воздуха Иванушку отшвырнуло далеко в сторону, пребольно шмякнуло о скалу, а сверху на него свалилось и полностью прикрыло что-то горячее, жесткое и тяжелое, вроде ворсистого кольчужного одеяла.
Он вытер рукой с лица холодный пот, смешанный с гарью и желтой пылью и осторожно выглянул из-за обгоревших ресниц.
В глаза ему сразу же ударил ослепительный золотой блеск фамильной реликвии царских семей двух стран.
Вот оно.
То, ради чего десять отважных приплыли сюда, рискуя свободой и жизнью.
От чего по всей правой стороне тела через несколько минут будет такой незабываемый обширный синяк.
Золотая шкура священного барана…
Или священная шкура золотого барана?
Ладно, оставим религиозные вопросы теософам. Пока эти мерзкие твари были заняты пожиранием друг друга, надо было бежать отсюда со всех ног.
Но где же они? Еще не хватало, чтобы они объединились, решив, что одного маленького тощенького лукоморца им вполне может хватить на двоих!
Иванушка с тревогой высунулся из-под шкуры и замер.
Целующиеся голубки на приглашениях на свадьбу мгновенно канули бы в Лету, если бы хоть один художник хоть один раз увидел бы целующихся драконов.
Золотистое и синее чудовища парили в небесах, бережно переплетя длинные чешуйчатые шеи и, задыхаясь, от нежности и безумной страсти, протяжно трубили, оповещая весь мир о зарождающейся любви.
«Вымирающий вид», — вспомнил царевич. — «Может, последние в своем роду…»
Встретились два одиночества. И теперь было им глубоко наплевать и на жалкую золотую шкуру, и на беспомощного скорчившегося под ней человечка, и на эту странную страну, и на эти пыльные горы…
Были только он, она и бескрайнее синее небо.
Уходи, Иван. Они не заметят.
— …И превратился стеллийский царевич в дракона…
— …И, завывая, превратился заморский царевич в отвратительного дракона…
— …И, завывая как тысяча демонов, обернулся заморский колдун в омерзительную драконоподобную тварь…
— …И схватился со старым драконом…
— …И не на жизнь, а на смерть стал биться с нашим драконом…
— …И небеса отпрянули в испуге при виде кровавой битвы, что завязалась между Добром и Злом… Ой…
— Извините, — машинально пробормотал Иван, уходя с ноги третьего передатчика на ногу жены крестьянина, стоящей тут же рядом, потому, что большого выбора у него не было, и, пройдя уже почти через весь лесок, на землю он наступал не больше пяти раз, и то случайно.
Там, где он прошел, зрители охали и ойкали, кое-где завязывались и тут же стихали вялые потасовки, но старички-волшебники постарались на славу, и никто так и не увидел ни Ивана, ни сокровище национального масштаба на его плечах, неторопливо, но решительно удалявшихся в сторону порта.
