— Красивая ты сегодня. Ленту новую вон заплела.
— Ты заметил? — засияла девушка. — Смотри какая — атласная!
Кузнец кивнул и снова уставился на свои лапти.
— Ты только это, того… Хоть они и ученые, да одно монахи. В попадьях, стало быть, не нуждаются. Негоже на грех наводить…
— Да ты чего?.. — Глафира даже лицом потемнела. — Да я от тебя таких слов… Дурак ты! Вот!
Развернулась резко — аж коса змеей взлетела — и ушла, почти убежала прочь.
Правда, тут же вернулась и, не глядя в глаза, выпалила:
— И вообще! Готова поспорить, ты эту фразу все утро придумывал! — больше ничего не сказала.
Глядя ей вслед, Егор задумчиво потер лоб. Снова вздохнул.
Видать, у Глафиры день с утра не заладился.
Старушки у колодца были уже в сборе, все трое что-то горячо обсуждали. Едва завидев спешащую к ним девушку, притихли, поджав губы, и дружно занялись кто рукоделием, кто семечками.
— Доброго утра, бабушки! — вежливо поклонилась Глаша.
— Доброе, милая, — кивнула одна.
— Коль не шутишь, — добавила другая.
— А я к вам за советом…
— Да чего ж мы, старые, знаем? — перебила третья.
— Чего и знали, уж забыли, — покивала другая.
— Вот, нашла я тут, случайно, — пропустив ехидные колкости мимо ушей, продолжила Глафира и представила старушкам полотенце: — Обронил кто, думаю. Или ветер со двора унес, или собаки утащили…
— О, моя пропажа! — воскликнула одна бабка, развернув находку. — Самолично петухов ентих вышивала, как сейчас помню!..
— Давно это было, — заметила другая, пощупав рушник, — Пообтрепался весь уж.
— Ничего! — возразила та, поспешно складывая полотенце. — На что-то да сгодится. Я им сейчас горшки в погребе покрываю. И не собаки его стащили, а внучок мой, Прошка. Ему ведь все, что на дороге валяется, за сокровище сходит. По карманам рассует всякую дрянь и радуется. А карманы от ентакой тяжести рвутся, я штопать не успеваю. Так теперича придумал в узелки все завязывать. Побегает с узелком, побегает, насобирает «сокровищ», а потом за печку спрячет. Сверчок у нас там жил, да теперь не слышно. Видать, придавило чем.
— Так это ты Прошке котомку-то шьешь? — догадалась третья, кивнув на лежащее на коленях рукоделие.
— Ему, басурманину. А то ходит, как голь перекатная. Тьфу ты, господи, позорище. Благодарствую, милая, за заботу!
Глафира опечалилась. Никакого толку от ее находки не получилось. А она ведь так надеялась разузнать что-нибудь дельное.
— Так, бишь, про сокровища, — щелкая семечки, вспомнила одна из бабушек, когда Глафира покинула их общество. — Твой Тишка нынче тоже всю ночь пропадал?
