— Ладно, — огорчившись, кивнул кузнец. — Только ты это, хватит меня Кузьмичом звать, а? Вместе ж на козах катались.
— Вспомнил! — засмеялась Глафира. — Когда ж это было! Ты теперь вон, вдвое меня выше стал, кулачище с голову. Дяденька.
Кузнец засопел, не нашел, что ответить, и неохотно поплелся восвояси.
Глафира же, продолжая рассуждать сама с собой, прикидывать, отправилась дальше. На условленной полянке ее уже заждались.
— Ну наконец-то! — воскликнула Наташа, завидев подругу. — Я думала, уж вовсе не придешь, ма шер.
Девушка служила горничной в усадьбе купца Перинина (она располагалась недалеко от Малых Мухоморов, на другом берегу озера) и от барышни своей, большой любительницы иностранной культуры, нахваталась разных непонятных словечек.
— О, мон дье! Ты вся в грязище! — ужаснулась девушка слегка потрепанному виду визави. — Что случилось?
— Пустяки, — махнула рукой Глаша, — В овраг свалилась. Но книжки целы, вот.
— Нонсенс! В овраг свалиться — это не пустяк. Наверняка ты себе что-нибудь сломала. А не сломала, так вывихнула!
— Глупости, — сказала Глафира, усаживаясь рядышком на ствол поваленной березы, очень удобно застрявшей в вилке соседней, У-образно растущей липы.
Внимательно оглядев подругу и спереди, и со спины заглянув, Глаша разочарованно спросила:
— А ты что же, новых книжек мне не принесла?
— Ой, слава богу, барышня уж все шкафы перечитала! — поделилась радостной новостью Наташа. — Теперича в город просится, а батюшка не пущает. Говорит, много читать вредно, и так худая — замуж никто не берет. Говорит — лето, гуляй больше, в городе здорового воздуха не сыщешь. А она ему: воздух везде одинаков, что в городе, что в деревне. Этак я, говорит, от скуки быстрей зачахну. Вот такой казус.
— Да, казус, — уныло согласилась Глаша. И угостила подругу кислым яблочком.
Та, аппетитно захрумкав, продолжила воодушевленно описывать душевные муки и страдания своей госпожи.
А барышня Наташина была и впрямь серьезно больна — хандрою, тоскою и зеленым сплином. Зеленым — потому как напасть эта случалась с ней исключительно летом, когда батюшка, купец Перинин, привозил дочурку в деревенскую усадьбу — в жуткую глушь, на свежий воздух и молоко, поближе к природе, дабы, напитавшись зелеными соками, с новыми силами встретить осенью светский сезон в столицах, а то и в Париже с Лондоном. Дочь философию отца не разделяла и не одобряла. И вообще деревню не любила. Но против воли родительской ничего поделать не могла. Потому придумывала себе всяческие развлечения сама. А воображение у барышни было весьма развито. Недаром столько книжек перечитала — полки ломятся.
