— Да. Тюлени, кстати, пропали.
— Наверное, их отравили. Должно быть, это расстроило тебя и девочек.
— По-моему, пора посадить Анакса на длинный поводок, как обычно. Иди сюда, иди ко мне, мой мальчик. Сидеть. Сидеть!
Анакс спокойно позволил Луизе прицепить к ошейнику поводок. Он посмотрел на нее тем взглядом, который его экс-владелец называл «взглядом тайного осуждения».
— А как поживает наш вечно молодой Арлекин? — спросила Джоан.
Арлекином она называла вовсе не молодого, но неизменно моложавого Клемента Граффе, друга покойного мужа Луизы.
— В целом прекрасно, только ужасно переживает из-за брата.
— Все еще переживает? Значит, от него нет никаких известий?
— Нет, никаких.
— Кстати, уж не Клемент ли раскошелился на эту поездочку в Италию? Насколько я понимаю, Беллами не мог поехать туда на свои деньги. Отказавшись от мирских радостей, он, однако, не захотел пропустить бесплатное путешествие! Где они сейчас, как ты думаешь?
— Где-то в Апеннинах.
— Хотелось бы и мне оказаться там. В Париже этим летом даже мухи от скуки дохли. И вот я приезжаю в Лондон и никого не могу застать дома.
Джоан, мать которой была наполовину француженка, иногда жила в Париже. Она редко видела мать, обосновавшуюся с богатым французом в Антибе, на Лазурном берегу. Отец Джоан давно погиб в железнодорожной аварии, а муж оставил ее после шести лет брака, через какое-то время переехал в Канаду и окончательно исчез из виду. Жизнь Джоан в Париже оставалась загадкой для ее лондонских друзей. Они знали, что Джоан работает в «Модельном доме», но не знали, в каком качестве. При вечном сетовании на бедность Джоан, однако, намекала и на то, что «преуспевает по всем статьям». Встречаясь с ней, Луиза вела себя сдержанно, не приглашала к себе в гости, и виделись они только в кафе или ресторанах. Когда-то Джоан слыла «красоткой» и, хотя имела несколько изможденный вид, осталась очень привлекательной особой, мужчины по-прежнему заглядывались на нее. Одевалась Джоан эксцентрично, но элегантно, умело и эффектно пользовалась косметикой, ей нравилось, когда ее принимали за актрису в несколько старомодном смысле этого слова. Высокая и худощавая, она уверенно шагала по жизни своими прекрасными ножками. Шикарные струящиеся волосы Джоан, которые она с давних пор искусно подкрашивала, неизменно отливали темным «тициановым» огнем. Ее аккуратный, слегка retroussé [2] носик не отвлекал внимания от обведенных черным карандашом голубых глаз, блестевших и сверкающих меж густых ресниц.
