* * *
— Скажите, Геннадий Игоревич, а что это наш вечный тяжкий крест — “рыжие”?
Профессор Вилькицкий потерял нить лекции, снял и протер очки в тонкой “горбачевской” оправе, снова надел их и вопросительно поглядел поверх на студента. Было видно, что он все еще весь погружен в повествование, пребывает в своем виртуальном мире и ему нелегко с ходу врубиться в неожиданный вопрос Бежецкого.
— Вы имеете в виду, так сказать, светлых шатенов или… А, я понял вас, господин Бежецкий! Вас интересует вопрос фаворитизма, как типичного явления истории Государства Российского, я верно вас понял?
— Да, в общих чертах.
Геннадий Игоревич прошелся перед Александром, привычно ссутулившись и заложив руки за спину. Судя по всему, профессор опять настраивался на долгую лекцию, и Бежецкий, прикинув объем предстоящих сегодня занятий и неравнодушие лектора к возможности повитийствовать, сразу же пожалел о своем необдуманном вопросе, поспешно добавив:
— В самых общих, господин профессор. В двух словах, если можно так выразиться.
Геннадий Игоревич вздохнул. Слова “в самых общих чертах” рвали на части его душу настоящего ученого. Он искренне не понимал, как можно внятно раскрыть столь емкую тему, как роль фаворитов в истории русской монархии в двух словах, да еще этому субъекту, военному, вчерашнему фронтовику. Все его академическое существо протестовало против подобной попытки. Но ничего не попишешь: на этого вояку руководство почему-то возлагает особенные надежды и приказ удовлетворять все нюансы его любопытства весьма недвусмысленен. Геннадий Игоревич снова вздохнул и пожал плечами.
— Вы несколько не правы, Александр Павлович, полагая что “рыжие” (воспользуемся вашим термином для определения фаворитов, хотя мне известно наверняка, кого именно вы имеете в виду) — это беда только нашей истории, я имею в виду Россию вообще, не конкретно вашу, мою или ту, где вам еще предстоит жить и работать.
Профессор перехватил мгновенный острый взгляд студента и внутренне пожалел о своей болтливости: просьбу Полковника не говорить лишнего Бежецкому, выглядевшую приказом, он помнил хорошо. Но слово не воробей, и Геннадий Игоревич, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил:
— Институт фаворитизма постоянно сопутствовал монархии и вообще единоличной власти на всем протяжении истории человечества, и ваша “демократическая” Россия, десятилетиями после свержения монархии истинной (даже в период так называемого социализма) сохранявшая большинство ее основных черт, в этом ряду не является исключением. Практически все императоры, короли, владетельные князья, да и, что греха таить, многие президенты оставили в истории память не только о себе, но и о своих фаворитах, порой куда более талантливых и выдающихся, чем они сами.
