Хорошо подкрепившись, попив горячего компота и полюбовавшись через проем пещеры на непрекращающийся и в сумерках дождь, Бежецкий подкинул в костер сучьев и воспользовался единственным доступным в его ситуации лекарственным средством: снова уснул в надежде, что крепкий, как он все же надеялся, организм сам справится с непрошеной гостьей — болезнью.
На этот раз сновидения, видимо решив, что ротмистр достаточно от них отдохнул, вернулись. Во сне Александр опять карабкался по крутым склонам, катился под гору. Глаза слепили мириады солнечных бликов на бегущей воде. Потом сновидения сделались более стройными и логичными. Он плавно шел, будто летел, едва касаясь ногами земли, по берегу, видя берега ясно, будто наяву, и деловито отмечая в памяти приметы. Пару раз пришлось пересечь вброд неширокие ручейки, впадающие в речку, один раз Бежецкий или его двойник из сна должен был по колено в воде обойти отвесный утес, далеко вдававшийся в реку, и несколько раз перебираться через упавшие с кручи стволы деревьев. Почему-то речка в его сне ассоциировалась с огромной доброй змеей, питоном к примеру, виденным в детстве в зоологическом саду. Александру через некоторое время снова чудилось, что его сознание опять вышло из тела и двигается вперед самостоятельно. Река становилась все шире и полноводнее, горные склоны по сторонам расступались. Однообразно текли часы пути, не нарушаемые никакими ирреальными событиями, обычными для снов. Наконец впереди замаячил куда более широкий, чем ранее встреченные, приток, примерно такой же, как сама река в начале пути. На этом месте Александр проснулся.
Он чувствовал себя настолько здоровым и полным сил, что возникло желание беспричинно смеяться и петь. Спать уже не хотелось, хотя, судя по освещению, рассвет еще и не думал заниматься. Небо, совершенно лишенное даже намека на облака, только слегка позеленело в “дверном проеме” пещеры, от гладкой как зеркало, маслянистой на вид воды плотными спиралями поднимался туман, в кустах робко пробовали голоса лесные пичуги. Александр сладко, до хруста в суставах потянулся и бодро вскочил на ноги, запоздало обмерев при мысли о больной ноге, про которую он совершенно забыл. Против всех ожиданий нога уже ничуть не беспокоила, причем импровизированный бинт, скомканный и грязный, валялся рядом. Когда он разбинтовал ступню, Бежецкий тоже совершенно не помнил. Помянув про себя нехорошим словом начинающийся склероз, если не шизофрению, странник поневоле сдвинул в сторону полностью прогоревшие и уже не обжигавшие угли, подернутые седым слоем пепла. Песок, напротив, еще сохранил достаточно тепла, чтобы остатки истекающего жиром печеного хариуса разогревать не потребовалось. Странное дело, рыбина, казалось, снова восстановилась за ночь, причем еще более выросла. Чудеса да и только творятся на берегу этой безымянной речки! Почему безымянной? Может быть, наоборот, данный поток носит у местного населения какое-нибудь гордое и звучное название типа Переплюйки или чего-нибудь в этом роде. Подумав, Бежецкий все же отнес неиссякаемость рыбы на счет своего вчерашнего болезненного состояния.
