Минут через десять на берегу уже весело потрескивал костерок, а ротмистр, глотая слюну, ждал, когда сушняк, которого он в энтузиазме навалил более чем предостаточно, прогорит до углей и можно будет подвесить над ними пару кусков этого замечательного, с неба, видимо, свалившегося хариуса, по самым скромным прикидкам фунта на четыре. Александру доводилось есть хариуса, приготовленного на костре, в одной из командировок в Тобольск, но он и предположить не мог, что в природе встречаются подобные экземпляры. Ну фунт, ну полтора, но чтобы четыре, если не больше! Это же настоящий кит, а не хариус. Конечно, следовало дар небес завернуть в фольгу (мечтать не вредно) или, обмотав листьями, обмазать сырой глиной и закопать под костер, тогда часика через полтора-два… Пальчики оближешь! Бежецкий сглотнул. Ша, господа гурманы, изыски потом, сначала утолим голод. Слава богу, соли он с собой захватил прилично (в расчете на возможное обезвоживание организма и прочие прелести похода), так что сожаления героев приключенческих романов по поводу ее отсутствия в данный момент его не касались. Может, все же подумать о крючке из булавки? Волос вроде бы пока предостаточно…
После сытного обеда, вернее почти что ужина, глаза сами начали закрываться. Да и понятно: ночь-то прошла не в самой комфортной обстановке… Зато сейчас, на нагретом за день песочке, у потрескивающего огонька, который Александр предусмотрительно развел так, чтобы его не было заметно сверху…
Бежецкий подбросил в огонь несколько валежин потолще и спокойно заснул.
* * *
Александр снова карабкался по горам. Однако окружающий его пейзаж непонятным образом разительно изменился: скалы посветлели, заиграв всеми оттенками золота — от бледно-желтого до червонно-красного, а растительность и камни пропали совсем. Скалы казались монолитными отливками из золотистого сплава, а возможно, и действительно из чистого золота. Причем перемены коснулись не только гор. Случайно подняв голову, Бежецкий ужаснулся новой напасти: небо выглядело непроглядно черным, хотя ощущения ночи не было, а на бархатной черноте не светилось ни одной звездочки. Металлические скалы, сначала казавшиеся приятно теплыми, постепенно нагревались и скоро стали обжигать ступни даже через подошвы туфель. Пот катился по лицу, как в финской бане, испаряясь почти сразу. Еще немного, и Александр ощутил себя мухой с опаленными крыльями, бегающей по каминной решетке. Господи, какая жара! Видение ада, незаметно трансформируясь, продолжалось бесконечно долго. Вдруг скалы содрогнулись, и Бежецкий, поднятый в воздух непонятной силой, пролетел по воздуху, только чудом сумев удержаться на краю внезапно появившегося огромного кратера, из которого поднимался нестерпимый жар. Пересилив ужас, ротмистр осторожно заглянул вниз и увидел в невообразимой глубине под собой гигантский водоворот расплавленного металла, лениво переливающегося всеми цветами побежалости и тяжело вздыхающего, распространяя волны такого жара, что волосы на голове начали трещать и сворачиваться, рассыпаясь хрупким пеплом. Кожа на лице стягивалась и начинала растрескиваться, ладони, которыми Бежецкий намертво стискивал кромку камня, нестерпимо жгло. Вот с легким хлопком занялась пламенем одежда. Руки уже ничего не чувствовали, и Александр, обмирая, увидел, как пальцы тоже охваченные язычками огня, медленно, сами собой разжимаются. Еще секунда, и он с диким воплем полетел в огненную бездну…
