А Бежецкий-второй ворочался в постели без сна. Ему почему-то все время казалось, что в соседней комнате лежит покойник. Сон никак не шел, и, покрутившись часа полтора, он решительно поднялся и прошел на кухню. Все в этой квартире, в которой он никогда в реальности не был, было знакомо, каждый шкафчик, коврик или книга. Он мог свободно, с закрытыми глазами, пройти все многочисленные комнаты, ни разу не задумавшись над выбором маршрута. Открыв одну из дверок огромного холодильника, неожиданно шизофренического ярко-красного цвета, содержимое которого еще пару месяцев назад повергло бы нищего как церковная мышь майора российско-советских ВДВ в голодный обморок, свежеиспеченный граф вынул запотевшую граненую бутылку “Смирновской” (безо всяких там “фф” на конце исконно русского названия) и сковырнул крышку. Мелькнула запоздалая мысль о том, что в спальне имеется бар с полным комплектом прохладительных и не очень напитков, но ее с позором запинали в какой-то укромный уголок мозга, где она благополучно затихла. Оглянувшись было в поисках рюмки или стакана, Александр махнул рукой на приличия и надолго приложился к горлышку. Ледяная благородная влага, почти не обжигая, пролилась по пищеводу, моментально согрела (именно согрела, а не обожгла) желудок. Поставив на стол опустевшую почти на четверть бутылку емкостью в “1/20 ведра”, Бежецкий с наслаждением закурил и подошел к окну, за которым расстилался сияющий огнями и ненавязчивой рекламой Невский проспект. “Интересно, а сколько “тонн баксов” стоит такая хата в моем мире?” Центр столицы, фешенебельный район чуть ли не возле дворца. Хотя не пристало представителю дворянского семейства думать о презренных деньгах, да еще о каких-то там долларах.
Кстати сказать, доллар САСШ (“южный” вообще не котировался, как какой-нибудь тугрик) занимал в этом измерении нишу какого-нибудь польского злотого из привычного Александру мира. В солидных размеров кожаном бумажнике, который Полковник вручил Бежецкому при расставании, покоилась пухлая пачка хрустящих, солидных по размеру купюр, украшенных портретами почивших в Бозе российских императоров и коронованных, суровых на вид двуглавых орлов. Имелись и кредитные карточки разных там “Российских Кредитов” и “Империал-Банков”, но привычки, а следовательно, и большого уважения к ним еще не было. Резали глаз давно забытые на фоне привычных “лимонов” номиналы банкнот: двадцать пять рублей, десять, пять, три, один рубль. Крутя в руках новенькую блестящую латунную монетку достоинством в 1/2 копейки, Александр не верил своим глазам. Еще больше не верилось, что вот эти небольшие, но тяжеленькие, тускло-желтые монеты с портретом здешнего Николая II, ничуть не похожего на привычного Александру по фильмам “Николашку”, — золотые. Неужели все это не сон…
