Писатель обычно не перечитывал написанные дома или в будке сторожа страницы; ему было достаточно проводить в морском городе те часы, что он просиживал за пишущей машинкой, когда герои и поступки рождались из дыхания пустоты, до отказа наполненной лицами, жестами и историями. Еще реже он возвращался к написанным страницам, чтобы внести туда исправления. Но когда он закончил свое описание романа о номадах и занялся следующей книгой из библиотеки морского города – книгой, содержащей либретто оперы «Морское чудовище», которая была гораздо интереснее, чем второсортный романчик о влюбленном настройщике, то ощутил странное беспокойство и никак не мог сосредоточиться на работе. Что-то принуждало его вернуться к уже написанному тексту. И в один августовский день он извлек из ящика письменного стола в будке на складе страницы, написанные им за прошедшие дни; разбирая их, он обратил внимание на эпизод в гостиной: настройщик вот-вот впервые увидит девушку, из-за которой впоследствии уплывет в морскую даль. Он понял, что его беспокоит и притягивает к себе упоминание о нескольких строках, прочитанных настройщиком в книге со столика в гостиной, строках, в которых говорилось о женщине, красившей веки сиреневыми тенями и при этом смотревшейся в зеркало, стоящее на туалетном столике. Перед зеркалом выстроилась череда бутылочек и флаконов, здесь же лежали золотые часики, браслет из каких-то красных камней и закрытая черная коробочка. Коробочка была выстлана фиолетовым бархатом и скрывала в себе брошь в виде орла, чье тело с распростертыми крыльями было из бирюзы, оправленной в золото. В зеркале, кроме задних граней флаконов, виднелся еще и город за окном; благодаря встрече далекого и близкого на плоскости зеркала стеклянные бутылочки выглядели как странные разноцветные башни, вздымавшиеся среди домов. Город был возведен в горах, по рельефу и площади одинаковых с Альпами; на этом горном хребте не было ни единого пятачка, не застроенного домами или не покрытого серой брусчаткой тротуаров и площадей; даже отвесные скалы были облеплены человеческими жилищами. Над пустынными широкими улицами неслись низкие темные тучи. На страницы книги, в которую заглянул настройщик органа, падал приглушенный свет из окна, выходившего на маленький внутренний дворик, оконные занавеси волновались от сквозняка; на странице «Короля номадов», где была описана сцена в гостиной, в ту минуту, когда астроном читал ее в своей комнате, лежал розоватый отсвет тихого вечера на лагуне; лист, рассказывающий о том, как астроном читает про настройщика, ждущего в гостиной, и заново перечитанный писателем в Бранике, сиял в ярком свете летнего дня, и солнце стояло на небосводе высоко над баррандовским холмом.
