— Заткнись уже, — перебил Тимур. — Он все понял. Ходок протер кулаками глаза и сказал:
— Только я вас прошу, братишки, жгут хорошо наложите. Где они, далеко?
Тимур глянул в сторону Могильника.
— Близко, Ходок.
— Уже не Ходок, какой из меня теперь Ходок? Одноногим буду. Стреляй, Шульга! Стреляй, ты такое можешь, я знаю. Стреляй, твою мать, я уже ни хрена не чувствую — раскромсай мне ногу к ядреной Зоне! Ты у нас крутой, у тебя рука не дрогнет!
Он замолчал, приоткрыв рот. Облизнулся. Челюсть отпала, лицо стало как у засыпающего человека — безмятежное, отрешенное, только глаза открыты, но из них исчезла осмысленность, будто Ходок вдруг перестал понимать, где находится и что его ждет.
— Давай еще подождем… — Стае схватил Тимура за плечо, но тот отбросил его руку.
«Пледы» приближались. Еще минута, две — и будет поздно. Упершись подошвами в основание толстой ветки, торчащей из ствола сбоку, Тимур наклонился, вытянув руки с автоматом, почти приставил ствол к ноге немного ниже того места, куда Стае вколол обезболивающее, и вдавил спусковой крючок.
Начав стрелять, он очень ясно представил себе, как пули вылетают из автоматного ствола… и ствол этот вдруг стал извивающимся темным туннелем, а на дульном срезе далеко впереди заплясало пятно белого света. Тимур превратился в пулю, пронесся через туннель, нырнул в свет — и вокруг развернулась Другая Зона.
* * *
Теперь он очутился где-то в центре, вдалеке от Обрыва, в ложбине между склоном пологого холма, заросшим ельником, и стеной леса.
Здесь горел костер из шишек и мелких веток. Перед костром сидел Стае и вертел над огнем прутик с нанизанными грибами. Они шипели, пузырились, испуская приятный кислый запах.
Когда Тимур завис перед костром, Стае поднял голову.
«Где ты?» — спросил он.
«Перед тобой», — сказал Тимур.
«Нет, где ты сейчас?»
«В лесу, недалеко от Свалки. Ночь, я на дереве, а внизу малый гон».
«Когда будешь в Логове?»
«Днем. — Тимур пригляделся к липу Стаса. Оно снова немного изменилось — осунулось и потемнело, и то незнакомое и страшное, что проступало в нем, стало более пугающим. — Ты продолжаешь растворяться?»
Стае кивнул.
«Но почему именно пять дней? Кто придумал этот срок?»
«Я не знаю», — сказал Стае и поднял прутик выше.
Грибы выглядели необычно — зеленые, желтые и бледно-красные, Тимур не узнавал ни один из них. Брат откусил шляпку от самого большого, прожевал.
«Просто такие особенности у «слизня». Он может вмещать сознание определенное время, а потом оно растворяется».
