— Машенька! — искренне обрадовался Илья. — Вот хорошо, что мы встретились.
Она подала ему руку, радостно поблескивая голубыми глазами и смотря на него снизу вверх.
— И я рада! — сообщила она.
— Ну и хорошо. — Илья взял ее под руку. — Вы далеко?
— Нет, к монастырю, к подруге на минуту. Как вы это время жили?
— Как я жил? — переспросил Илья, прижимая теснее ее локоть. — Чудно, Машенька. Подходил к финишу и поэтому ни черта не соображал и не видел. Митрофановна говорит — совсем извелась со мной. Но зато теперь отдых. И, пожалуй, надолго.
— Вот это я одобряю! Скажите, Илюша, — она беспокойно заглянула ему в лицо, — только прямо и честно: картина вас удовлетворяет?
— Никогда еще в жизни ни одна моя вещь не удовлетворяла меня.
— А эта?
— Пожалуй, тоже — нет.
— Ага, ага! — засмеялась Маша. — Это хорошо! Если у вас «пожалуй», значит ваша вещь, спорю, не плохая. Я рада.
— Не спорьте, Маша. Боюсь, что можете проспорить.
— Не хочу проспорить, не могу проспорить… я вас уже знаю, — тихо добавила она.
— И я вас.
Весна катилась ручьями, шумела детворой, пахла набухающими почками, текла радостной и пьяной волной любви по крепко прижатым друг к другу рукам, и сердца бились одним ритмом, горячим ритмом любви.
Он расстался с Машей возле Пироговской больницы, условившись встретиться вечером.
Илья усердно начищал ботинки. Кто-то робко позвонил. С ботинком в руке Илья пошел открывать.
Это был Горечка Матвеев, как всегда, вполпьяна.
— Прости, Илюша, я брат, того… на минутку.
— Проходи, проходи… а галоши где?
— Тово… забыл дома.
— Пропил? — сурово спросил Кремнев. — Ноги вытри…
— Обязательно, обязательно… — согласился Горечка, усердно шаркая грязными подметками о половик.
— Пропил, галоши-то, говорю? — повторил Илья.
— Н-нет… зачем же. За-был… дома… Я войду, Илья.
— Входи, входи.
Они вошли в комнату. Горечка уселся на диван, вытащил махорку и стал скручивать цыгарку.
— Погоди, — остановил его Илья. — У меня, брат, сегодня отличные папиросы. — На-ка!
Он достал из кармана нераспечатанную пачку «Беломорканала» и протянул Горечке. Точно священнодействуя, Горечка осторожно открыл ее, вытащил толстую папиросу и аккуратно закрыл отвернутый кончик обертки.
— Возьми себе. У меня еще есть одна в другом кармане. Возьми, — предложил Илья.
Горечка сунул пачку куда-то за пазуху.
Натягивая свежие носки, Илья неторопливо спросил:
— В третий раз интересуюсь: галоши пропил?
Вздохнув, Горечка тихо ответил:
— Пропил…
— Когда?
— Вчера…
