Дымка времени любой ужас смягчает. Вульгарная бойня, любой акт террора превращаются в драматическую новость, которую народ потребляет как «infotainment» — информационную развлекаловку. А потом кто-нибудь спроворит телевизионный сериал на эту тему — все будут смотреть и восхищаться игрой актеров.
Но когда ударит он, Уилсон, и ударит по-настоящему… о, тогда не будет банального взволнованного захлеба дикторов! Не будет последышей в виде телесериалов — не будет самого телевидения. Не будет даже новости как таковой. Будет одно Событие. После него — ни дикторов, ни слушателей. Ни-че-го. Тишина и благодать. И снова будут гулять миллионы бизонов по прериям…
От этой мысли Уилсон блаженно улыбнулся.
Да, повторил он про себя, в итоге всем по барабану. Обезображенные детские трупики, плюшевый медведь с отсеченной осколком головой, какие-то шальные клочки бумаги и рваные углы фотографий возле обугленных тел — все выветрит из памяти сквозняк времени. Придут люди со шлангами, сгребут куски человеческого мяса, смоют кровь. И место бойни превратится в мемориал. И набегут толпы равнодушных туристов с фотоаппаратиками.
Взять хотя бы ту же принцессу Диану, которая погибла в парижском туннеле. Он тогда сидел в колорадской тюрьме самого строгого режима (поначалу с ним обращались совершенно немилосердно, как с отпетым государственным преступником). Телевизор был редкой наградой за исключительно хорошее поведение. Он удостоился посмотреть какую-то программу, где показывали, как десятки тысяч англичан стоят в очереди, чтобы расписаться в книге соболезнований. Тогда он крепко задумался: а на хрена они это делают? Какой им прок — поставить свою фамилию в книжке, на которую до скончания века не найдется ни единого читателя? Не иначе как хотят утащить к себе в норку кусочек от этой смерти, урвать хотя бы ничтожный клочок Дианиной славы…
— Выписать вам квитанцию для начальства? — спросил таксист.
Уилсон вздрогнул.
— Нет, спасибо, мне не нужно.
Он сделал глубокий вдох. Не забыть надеть шляпу! И постоянно помнить: не задирать подбородок!
Уилсон отродясь не носил шляп, но тут была особая ситуация. Аэропорт набит камерами наблюдения. Однако все они смотрят сверху вниз. И в этом его шанс.
Он надел широкополую мягкую фетровую шляпу, открыл дверцу и ступил в раскисший снег на асфальте. Ветер кружил легкий снежок.
Уилсон оценивающе осмотрелся. Было многолюдно: наземный и летный персонал, уйма пассажиров с сумками и чемоданами и детьми. «Толпа — это хорошо», — с удовлетворением констатировал он.
