День Литературы, 2010 № 07 (167) | страница 31




– А ничем. Смотрел бы по сторонам. Конечно, иногда пропускал бы по глоточку-второму. Без этого ни одно настоящее путешествие не обходится.


– Договорились, – Зайцев поднялся из-за стола с некоторой поспешностью. – Сейчас мы пойдём в одно место, и там ты сможешь смотреть по сторонам сколько угодно. И глоточек-второй ты уже пропустил. Собирайся. Маму проведаем. У которой девочку украли.


– А мама красивая?


– Ваня! – вскричал капитан, остановившись в движении. – Ты ещё и об этом думаешь?!


– Об этом, капитан, я завсегда думаю. Но дело в другом… Почему-то именно у красивых мам крадут девочек. Не замечал? А у дурнушек только кошельки пропадают. Да и те почему-то пустыми оказываются.


– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Зайцев.


– Жизнь, – рассудительно произнёс бомжара и вскинул правую руку вверх и чуть в сторону – точь-в-точь, как это делали древнегреческие боги в моменты судьбоносных решений.



Элеонора Юрьевна Маласаева действительно оказалась женщиной красивой, с тонкими вскинутыми бровями и большими, горестными глазами. Правда губы у неё были несколько тонковаты и постоянно как бы сосредоточенно сжаты, но это можно было объяснить несчастьем, которое так неожиданно свалилось на её кудрявую голову. Зайцева и бомжару Ваню она усадила в комнате за круглый стол, накрытый белой вязаной скатертью, сама села напротив и, сложив руки на столе, вопросительно уставилась на капитана.


– Есть что-нибудь новенькое? – спросила она и нервно закурила, щёлкнув зажигалкой.


И Зайцев, несколько смутившись под её печально-пронзительным взглядом, пояснил, что, к сожалению, порадовать ничем пока не может, и попросил вкратце ещё раз повторить рассказ о случившемся – для эксперта по похищению малолетних детей, – он кивнул в сторону бомжары, который сидел, сложив руки на коленях, сидел молча, невозмутимо и потому как бы даже величественно.


– О, Боже! – простонала женщина, воздев руки вверх. – Сколько же можно! Опять об одном и том же!


При этих словах бомжара чуть склонил голову к плечу, сочувствуя горю несчастной матери. С этого момента он смотрел на женщину, не отрываясь.


– Я оставила Натали у подъезда на минуту, не больше!


– Натали – это дочь Элеоноры Юрьевны, – негромко пояснил Зайцев, наклонившись к бомжаре.


– Мне, дуре, показалось, что я оставила включённым утюг, – продолжала женщина. – Не ожидая лифта, рванула по лестнице вверх… С утюгом всё было в порядке. Стоял там, где ему было положено, холодный, как… Но когда я снова спустилась вниз, Натали у крыльца не было. Я по всем подъездам, я на улицу, я по двору…