Когда в стакан мне льют,
Хотя моею мордой
О стол казённый бьют.
Обидно за Россию –
Нет у меня другой...
Поэт Попов Василий,
Будь счастлив, дорогой!
***
Коротка из рая в рай дорожка.
Праведник любой дорожке рад.
Можно удлинить её немножко,
Завернув по ходу в смертный ад.
Можно наломать грехов, конечно.
И хлебнуть гордыни через край.
Только и чистилище не вечно.
Из него ведёт дорожка в рай.
Всё известно грешнику заране
На крутой поверхности земли.
Если Русь мне – Божье наказанье,
Боже, наказанье мне продли!
***
Я врагов принимаю с любовью.
Я им место в раю застолблю,
Потому что они моей кровью
Биографию пишут мою.
Потому что и в мире загробном
Не отступят враги ни на шаг.
Друг не может быть истинно кровным.
Кровным может быть истинный враг!
В судный час я воскликну: "О, Боже!
Моих кровных врагов пожалей!
Кто ещё так пристрастно изложит
Все превратности жизни моей?"
Виктор ШИРОКОВ ГАВАНА-МАМА
ГАВАНА-МАМА
Снова, вставши утром рано,
я смотрю на Атлантик;
снова старая Гавана
мне являет милый лик.
Голуби летают сиро.
Люд плетётся кое-как.
Всюду ядра и мортиры.
Труден путь для доходяг.
Всюду лозунги и флаги
вьются по ветру, шуршат...
Разномастные дворняги
тоже по делам спешат.
Только я сижу без дела
в неоткрывшемся кафе
и слагаю неумело
мыслям ауто-да-фе.
Костерок мой еле-еле
разгорелся, чтобы ввысь
пламя весело летело,
превращая в пепел мысль.
А когда вдруг станет пусто,
станет холодно опять,
тут и надобно искусство,
чтобы заново создать
этот вид на гавань, флаги,
птичек, ядра, доходяг,
и, конечно, паки-паки,
жизнерадостных собак.
Вот для этого упрямо
я пришпилен у стола;
и Гавана, точно мама,
улыбнулась и прошла.
Будет в воздухе улыбка,
словно флаг, висеть с тех пор.
Неторопко, хоть и зыбко
будет длиться разговор
синих волн и серых высей,
двух булыжин меж собой...
Вот я от чего зависим,
вот с чем встречу мир иной.
ШОРЫ
На лошадях гаванских шоры,
чтоб не пугались никогда,
