Острова в красных соснах тихи.
Собери мне кувшинки с окрестных болот
И пусти по теченью в стихи.
Скрипы ржавых уключин дадут нам взаймы
Тайный говор другой красоты,
И в зелёные струи прогнутся с кормы
Длинных стеблей литые жгуты.
Я жила, как кувшинка озёр и болот:
Донный стебель толкнув в никуда,
Выплывала над глубями тёмных свобод,
Чтоб цветок не накрыла вода.
На губах отцветал неуслышанный стих –
Звук крушения, вкус лебеды.
Но держала я голову выше других –
Золотую – над топью беды.
Мир тянулся сорвать, не по-детски жесток,
Заплести меня в чей-то венок.
Но пружинистый стебель звенел про исток,
Вглубь толкал непокорный цветок.
И посмела я сердцем живым уцелеть
В темной тине и омутах вод.
И посмела я песню по-своему спеть
О застойном дыханье болот.
О теченьях и илах на сумрачном дне,
О зелёной речушек крови,
О таинственной древней озёр глубине,
Что меня родила для любви.
***
О если б, о если б мне дали
Вернуть промелькнувшие дни,
В прозрении поздней печали
Для жизни живых сохранив!
О, как бы за миг до заката
Сумела я ревностно быть!
О, как бы смиренно и свято
Я стала судьбой дорожить!
И песней, простой и счастливой,
И книгой в мозаике строк,
И ивой, конечно же, ивой,
Склонившей листву на порог.
И этой размолвкой пустою,
Что мига не стоит в судьбе.
И этой любовью простою
К тебе, о, конечно, к тебе.
ФЕНИКС
Не прожить в этом пепле и горе
На великом пути в никуда.
Улетай! В огнедышащем море
Даже птица не строит гнезда.
Но в гнездо на великом закате
Наносил он с печальных полей
Ядра пушек, мортиры, распятья,
Бревна изб и сгоревших церквей.
Дышат жаром равнины и воздух.
Чёрной ночью светло, словно днём.
И горят его перья, как звёзды,
И звенят его крылья огнём.
Он поёт о веках и пожарах,
О безбрежной войне мировой,
О тевтонцах, французах, татарах,
Ляхах, сгибших в пурге роковой.
Над погибелью немцев и шведов –
Сонмы в ирий несущихся душ.
В снежном пенье шрапнелей Победы –
Роковое горенье "Катюш".
Жизнь ли, смерть ли – всё вечно и свято
