Трильби | страница 10
Покончив с ним, она облизнула кончики пальцев, достала из другого кармана маленький кисет с табаком, свернула папиросу и закурила, глубоко затягиваясь, наполняя легкие дымом и выпуская его через ноздри с видом полного блаженства.
Свенгали заиграл «Розамунду» Шуберта и убийственно сверкнул в ее сторону томными черными глазами.
Но она даже не взглянула на него. Она рассматривала Маленького Билли, большого Таффи и Лэрда, слепки и этюды, небо, крыши, башни Собора Парижской богоматери, еле видные оттуда, где она сидела.
Но когда Свенгали перестал играть, она воскликнула:
— Ну и музыка! Вы хорошо играете. Но, знаете, это звучит как-то невесело. Как это называется?
— «Розамунда» Шуберта, мадемуазель, — отвечал Свенгали.
— А что такое «Розамунда»? — спросила она.
— Розамунда была кипрской принцессой, мадемуазель, а Кипр — это остров.
— Вот как! А Шуберт — где это?
— Шуберт не остров, мадемуазель. Шуберт был моим соотечественником и писал музыку. И играл на рояле, как я.
— А, значит, Шуберт человек. Не знаю такого, никогда о нем не слыхала.
— Очень жаль, мадемуазель. Он таки был талантлив. Вам, наверное, придется больше по вкусу вот это, — и он забренчал песенку:
— умышленно фальшиво играя мотив и аккомпанируя на басах в совсем другой тональности, — сплошное издевательство!
— Да, это мне больше нравится. Звучит как-то веселее, знаете. Это тоже сочинил кто-нибудь из ваших соотечественников? — спросила она.
— Упаси боже, мадемуазель!
Все расхохотались, но не над Трильби, а над Свенгали. А самое смешное (если это вообще смешно) состояло в том, что она говорила совершенно искренне.
— Вы любите музыку? — спросил ее Билли.
— О, еще бы! — отвечала она. — Мой отец пел как птица. Он был образованным джентльменом, мой отец. Его звали Патрик Майкл О'Фиррэл, он учился в Кембриджском университете, в Тринити-колледже. Он часто пел «Бен Болта». Вы знаете песню про Бен Болта?
— Да, я ее хорошо знаю, — сказал Маленький Билли, — премилая песенка!
— Я могу ее спеть, — сказала мисс О'Фиррэл, — хотите?.
— О, конечно, если вы будете так любезны.
Мисс О'Фиррэл бросила окурок на пол, продолжая сидеть на помосте скрестив ноги, положила руки на колени, широко расставила локти, посмотрела в потолок с нежной, сентиментальной улыбкой и запела трогательную песню:
Подчас слишком глубокое и горестное не вызывает слез, а слишком карикатурное и смешное не вызывает смеха. Так было и с пением мисс О'Фиррэл.
