Он молча смотрел на пальму. Терри улыбнулась Пэйджиту; она почувствовала, что ему постоянно хочется поговорить с кем-нибудь о сыне, но это редко удается, и поэтому теперь он смущен.
— Давайте пройдем в дом, — пригласил он. — Я задерживаю вас.
— Ничего, все нормально. Ричи дома нет, а мне надо рассказать вам о Мелиссе Раппапорт.
Открыв двустворчатую дверь с латунными набалдашниками ручек и пластинами, прибитыми по низу дверных створок, Пэйджит провел ее в дом.
Попав внутрь, она поняла, что ее представление об интерьере этого дома было просто глупым. Ей смутно виделась строгая аристократическая пышность, совсем как в кино, — дубовые панели, кресла, обитые коричневой кожей, писанные маслом портреты умерших предков, более уместные в каком-нибудь элитарном мужском клубе. Интерьер же оказался светлым: белые стены и золотистые деревянные полы, сочные цветовые пятна — густо-красный персидский ковер, вазы и шелковые цветы всевозможных оттенков, калейдоскопическое смешение разноцветных эстампов и картин, которые почему-то не подавляли, а оттеняли красоту и яркость друг друга. Проходя библиотеку, Терри увидела большой мраморный камин и полку, заставленную играми, подобно геологическим периодам отражавшими развитие Карло от семи до пятнадцати лет. На какое-то мгновение ей стало обидно, не столько за себя, сколько за Елену: Пэйджит с сыном жили в этом доме тоже не все время, но все здесь носило зримый отпечаток их жизни и придавало им спокойную уверенность в том, что это их дом.
— Какой прекрасный камин, — заметила Терри.
— Карло все время просит развести огонь, читает возле него книжки. Когда он был меньше, библиотека была его любимой комнатой.
— У вас весь дом чудесный. Вы все здесь сами сделали?
Пэйджит кивнул.
— У нас здесь только элементарные цвета, — сказал он. — Утонченности мы с Карло лишены, никакой декоратор не потерпел бы таких сочетаний.
Улыбаясь, Терри почувствовала, что в этом на первый взгляд малозначащем замечании Пэйджит как в фокусе: он держится за жизнь, которая теперь, быть может, изменится непоправимо, а главное, несправедливо. Дисгармонирующая нотка тревоги звучала уже и в том, как он беззаботно говорил о Карло.
— Где он? — спросила она. — Я ни разу его не видела.
— Учится, надеюсь. — Пэйджит бросил взгляд на лестницу. — Если не возражаете, мы могли бы побеседовать в кухне. Я только что там прибрал.
Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, как будто боясь допустить какую-нибудь оплошность. Терри поняла: он не хочет, чтобы сын появился на пороге в разгар предстоящего разговора; вспомнив о Марке Ренсоме и его матери, она подумала, что разговор уже не может не быть трудным.
