Пэйджит кивнул, но вспомнил кое-что из рассказанного Марией.
— Вы осмотрели царапины на Ренсоме? На ягодицах?
Шелтон помедлила.
— Я все еще занимаюсь этим.
В голосе ее был едва различимый странный оттенок. И то, что она устроила ловушку Марии, теперь запало в его душу сильнее, чем откровенная антипатия Шарп.
Надзирательница вывела Марию на открытую площадку напротив камер с запертыми в них накурившимися марихуаны проститутками.
— До скорого, цыпочка, — насмешливо прокричала одна из них. — Хорошенького дружка тебе!
Дверь лифта закрылась, и они остались одни. Она обессиленно прислонилась к стене.
— Как ты смог меня вытащить? — устало спросила она.
Пейджит нажал кнопку. Лифт, поскрипывая, пополз вниз.
Мария, наверное, согласилась бы оставаться в замкнутом пространстве этой кабинки, подумал он, лишь бы никто не беспокоил.
Дверь лифта открылась.
За входной стеклянной дверью подстерегала толпа репортеров, сдерживаемая полицейским кордоном. Коридорное эхо вторило звукам их приглушенных голосов.
Мария отпрянула назад. Пэйджит остановился. Хотя предупреждал ее об этом, сам не был готов к столь скорой встрече с прессой.
— Что нам делать? — спросила она.
Он увидел, что один из операторов уже засек их и проталкивается вперед, чтобы занять удобную позицию. От него пошло движение по всей толпе. Пэйджит почувствовал приступ раздражения и на журналистов, и на Марию.
— Сделаю короткое заявление, — наконец решил он. — И пойдем. Ты — жертва, потрясена, но чувства собственного достоинства не потеряла. — Обернулся к ней и сказал, улавливая горечь в своем голосе: — Тебя впервые увидят после того, как убит Ренсом. И всякое экстренное сообщение будет начинаться с того, какое у тебя лицо. Что запомнят люди — что запомнит Карло — это то, как ты выглядела.
Она неспешно кивнула, как будто не замечая его тона. Потом взяла его под руку.
Пэйджит посмотрел вниз, на ее пальцы.
— Нас впервые увидят после Вашингтона, — спокойно заметила она. — Что они запомнят — это то, как мы выглядим.
Спокойствие было в ее голосе, спокойствие было в ее глазах. Пэйджит неожиданно понял, что ее уход из его жизни был всего лишь иллюзией. Страшная усталость навалилась на него; приговор однажды вынесенный, подумал он, никогда не будет отменен, долги прошлому никогда не будут возвращены.
Ночью, накануне того дня, когда они должны были давать показания в сенате, Мария позвонила ему.
— Я должна видеть тебя, — сказала она.
Был час ночи, а Пэйджит все никак не мог уснуть. Всего два месяца назад она делила с ним постель — теперь это было невозможно.
