Эльф же не отреагировал.
— Ты обязан меня охранять! Ты же мой Хранитель!
— Ты обязан! Ты Хранитель! — Поддакивал косматый мужик.
Ниал, не торопясь, вложил меч в ножны, поправил седло на своем скакуне.
— А что ты скажешь, когда вернешься, а?
— Да, чего скажешь? — Мужик мне изрядно надоел своим нытьем над моим императорским ухом.
— Скажу, что ты выскочка!
— Что? — Завопили мы вместе с мужиком. Я от поруганной гордости, мужик от облома.
— Что слышала!
— А можь ты и не императрица никакая, а? — Вякнул мужик, — Да и больно толстая че-то! Силла-то девка хлюпкая!
Чего? Ну, вы меня все достали! Я толстая? Это я-то толстая? Тысячи раз виденный в кино прием — локтем в солнечное сплетение, подействовал именно так, как и должен был. Мужик меня выпустил, загнулся пополам и замычал от боли. Я добавила еще ему палкой по спине, мол, это тебе за хлюпкую девку, недоперок!
Ниал стоял довольный, как бобик, напудривший лобик.
— Теперь я уверен, что ты за себя постоять можешь! Как тебя без экзамена в Пустыню пускать.
— Спасибо, родной! — Буркнула я, к удивлению, запрыгнула на коня без помех, цокнула и двинулась по тракту.
Мужик же, наглец, разогнулся и завопил.
— Эй, подвезите хоть до ближайшей деревни!
— Ну, и народ тут у вас! — Усмехнулась я.
— Это у вас народ тут! — Подковырнул меня эльф.
Через час мимо нас пронеслись молодые парни на конях, разодетые в дорогие наряды. Так вот, тот самый рыжий похититель — террорист бежал за ними, привязанный к седлу и вопящий: "Госпожа императрица, спасите, век служить вам буду!". Мне стало жалко беднягу, я ему уже все простила. Но Ниал мне не позволил вступиться за него (тем самым оттянуть прибытие в Пустыню), сказав, что это, скорее всего, его хозяева, директора по-нашему. Но природной жестокостью я никогда не обладала, поэтому сердце мое сжалось, на глаза навернулись слезы, готова была пасть на колени перед Ниалом в крике о помощи. И эльф даже не успел одернуть, как у меня с языка слетело:
— По что холопа забижаете?
На меня тут же обратили внимание, притормозив так, что пыль столбом встала до самых седьмых небес. Молодые всадники напомнили мне золотую молодежь Земли на крутых тачках, что при торможении пищат, аки те поросята. Самый старший из них, видимо барский сын, подъехал ко мне сверкая красивыми нахальными глазами и кариесной улыбкой, осматривая меня и Ниала. Задрав нос, парень соблаговолил ответить:
— А чаво надо-то?
— Чаво-чаво? Продай, говорю, холопа!
Ниал уже готов был меня саму отдать за пару золотых, но долг его обязывал холить меня и лелеять. Мне повезло!
