Во время монолога доктора в комнату вошел Паук и двое его помощников.
– Да, твой товарищ нас провел, утопил, паршивец, моих ребят и сам погиб, – вступил в разговор Паук, – и ты тоже оказался еще тем жучилой. Но один маленький червячок, который очень хотел жить вольным человеком, донес нам об интересных монологах, которые ты изрекал, умирая от заражения. По мне, так лучше бы ты сдох, но информация важнее, пришлось тратиться на дорогие лекарства и операцию. Теперь, Вася, ты отработаешь должок, иначе всю вашу сельскую местность, вместе с населением, сровняю с землей.
А в голову рейдера лезла навязчиво глупая мысль, что этот старикашка, сам Паук, людей любит называть разными насекомыми и что он им все равно хрен что расскажет. А уничтожить селения и у Паука кишка тонка. Васька собрал во рту горькую слюну и, приподнявшись с постели, харкнул в ненавистное лицо… Били его долго, но не до смерти.
Вечером, перемещенный опять в темницу, рейдер вспоминал свою жизнь. Наверное, это присуще всем людям, когда они чуют приближение смерти, особенно если она наступает неотвратимо, но не внезапно.
Он вспомнил, когда, впервые попав в поселок, встретил свою будущую жену Марью, как она в первое время дразнила его, сверкая белозубой улыбкой. Как отец ее, Максим Андреевич, гонял прикипевшего к его двору парнишку и как плакала, отговаривая его, Марья, когда он, набрав ватагу пацанов, впервые вышел на промысел. Что с ними стало теперь? Ведь когда он уходил из дому, Марье оставался еще месяц до родов. Насчет своего сына он был спокоен, Степан был его гордостью, отцовским продолжением. Васька постарался подготовить своего сына к тяготам нелегкой жизни рейдера. Но все равно было страшно за мальчонку. Как он там без него?
Утро застало нас в дороге. По моей просьбе еще до рассвета я был безжалостно разбужен помощницей Толика. Ребята вяло плескались в бочке под навесом, а я, чтоб не терять времени, покормил, а после и запряг Ворона в телегу, чувствуя укоризненный взгляд с его стороны. Выехали мы не позавтракав, просто расплатились с подавальщицей солью, и она набила нам котомку снедью. И вот теперь Ворон, как всегда недовольный способом передвижения и выражающий свое недовольство частыми взмахами хвоста (хотя от кого отмахиваться, слепней пока нет), все же бодро ступает по дороге. Ребята пока молчат, не отошли от вчерашней пьянки, но, похоже, ночь проводили одни, без женщин. Верность, что ли, своим подругам блюдут? Впрочем, это меня не касается. Дорога стелилась неровным, с крупными проплешинами асфальтом, кое-где проросшая зеленой травой и даже кустарником, по обе стороны тракта расстилался лес, подбираясь кустарником до самого покрытия. Ближе к вечеру проехали какое-то заброшенное селение с разрушенными домами и чудом сохранившейся вышкой водонапорной башни.
