ГенАцид | страница 29
— Ну что, Черепицын, мероприятие проведено грамотно, так что от души поздравляю, — Бузунько пожал руку смущенному похвалой сержанту. — Я правильно говорю, Пахомов?
Пахомов устало кивнул.
8
Ночью Пахомову приснился странный сон. Будто идет он по деревне, а навстречу ему Пушкин собственной персоной. Библиотекарь, как это всегда бывает во сне, нисколько тому не удивляется, словно классикам и делать-то больше нечего, кроме как по Большим Ущерам прогуливаться да свежим воздухом дышать. Но из вежливости подходит к поэту и приветствует.
— Каким ветром, Александр Сергеевич, в нашу глушь? А Пушкин приподнимает цилиндр и отвечает:
— Да говорят, библиотека у вас знатная. Вот заехал взглянуть на это чудо света.
— Да ну что вы, — смущенно отмахивается Пахомов. — Библиотека так се. Тьфу, а не библиотека. Но ежели угодно, могу проводить.
«Порадую старика», — радостно думает почему-то Пахомов, хотя Пушкин по возрасту библиотекарю разве только в сыны не годится.
— Проводите. Если это вас не затруднит, буду премного благодарен, — отвечает поэт, и вдруг видит Пахомов, что и не Пушкин это уже, а вроде как Лермонтов. На нем расстегнутый гусарский ментик с золотыми шнурками — точь-в-точь как на известной картине.
Но Антон и тут не удивляется. Лермонтов так Лермонтов. Не Пушкин, конечно, но тоже неплохо.
И вот идут они вдвоем по заснеженной дороге и беседуют.
— А не холодно вам, Михал Юрич, в ментике-то одном? — спрашивает он Лермонтова. — Все-таки зима на дворе.
А тот презрительно кривит губы, мол, не Кавказ, но переживем и это.
Помолчал Антон, а потом решился придать беседе более непринужденный характер.
— А я вот всё хотел спросить вас, вы только не обижайтесь, но как это у вас в «Демоне» львица «с косматой гривой на хребте» оказалась? Вы, наверное, просто львиц не видели, да?
— Какой еще к черту «Демон»? — возмущается тот. — Вы, может, «Бесов» имели в виду? Так там нет никаких львиц с гривами!
Поднимает Антон в изумлении глаза и видит — рядом-то Достоевский шагает. В темно-зеленом пальто с отворотами, точь-в-точь как на известной картине.
— Извините, Федор Михалыч, — говорит Антон. «Бесы», конечно. Перепутал. Бес попутал.
— Ай, бросьте, — машет рукой Достоевский, а потом, сменив гнев на милость добавляет:
— Послушайте, вы бы мне лучше денег одолжили. Рублей пятьсот. Проигравшись я.
— Так нету, — оправдывается Антон.
— Ясно, что нету, — фыркает тот недовольно. — А были б, так и не дали, пожалуй. Еврей, что ли?