—Отделение, на исходный рубеж— марш!
Спускались вниз молча. Лишь иногда к дробному стуку башмаков присоединялся звук осыпавшихся камней, и тогда главный старшина шепотом распекал провинившегося:
—Вы что, спите? Внимательнее смотреть под ноги. Уснешь тут, когда все нервы напряжены, как струны. Рядом шедший Лученок легонько толкнул меня локтем и шепотом произнес:
—А нейтральный воды аказваюцца зусим пад бокам.
—Разговорчики, Лученок.
Ну и слух же у командира взвода. Я и то еле разобрал, что сказал Михась. Хотя одно дело— разобрать и совсем другое— просто услышать звук. Тишина. Я люблю тишину, спокойную, безмятежную. Такая тишина бывает в мирный рассветный час, когда ничто тебя не тревожит. Над восточным горизонтом появляется светлая розовая полоска. Низины и пойменные луга затянуты неподвижной пеленой тумана. Размеренный шум морского прибоя не мешает молчанию. К нему привыкли, как привыкли к сонному бормотанию лесного ручья обитатели леса. Он как тихая колыбельная песня матери, убаюкивающая засыпающего ребенка. Но есть и другой род тишины, пугающей, тревожной. Те же низины, те же пойменные луга, тот же размеренный шум морского прибоя, но после наступления темноты. Плачущий крик филина в полночь леденит душу. Звук от нечаянно сломанного сучка заставляет учащенно биться сердце. Человек, прислушиваясь к тревожной тишине, невольно задерживает дыхание. И хотя поднятая за день пыль давно уже осела и воздух стал чистым, как после грозового дождя, чувство легкого удушья не покидает человека. Именно такой была тишина, когда мы спускались к подножию нашей горы.
Спуск закончился. Шедший впереди старший лейтенант остановился и поднял руку вверх— условный знак «стой».
—Первая пара,— негромко произнес старший лейтенант,— начинает прочесывание прямо отсюда, остальные рассредоточиваются вправо с интервалами в пятьдесят метров. Движение,— командир посмотрел на свои часы,— начнем через десять минут. Крайние пары должны к этому времени установить зрительную связь с соседями. Всем ясно?
—Ясно,— тихо ответили мы.
—Тогда за дело. Первая пара остается на месте, остальные— на исходные рубежи.
Лученок, Сугако, Танчук и Музыченко ушли по направлению к морю, мы с Демидченко остались на месте. Вокруг по-прежнему было тихо. Вскоре, мы знали, кольцо замкнется и на прибрежных отрогах Крымских гор начнется скрытая охота на «лис». Во время ожидания минуты тянутся долго. Особенно долгими они кажутся, когда не знаешь, что тебе угрожает, с какой стороны надвигается на тебя опасность. Оттого в такие минуты мы начинаем волноваться, нервничать. Вот когда проявляются характеры у людей. В минуты опасности внешнее спокойствие человека— только кажущееся. В нем так же, как и у других, все обострено, напряжено до предела. И разница лишь в том, что внешне спокойный человек находит в себе силы подавить волнение, точнее не дать ему проявиться в реакциях, заметных для окружающих людей. Я смотрю на старшего лейтенанта и не замечаю, чтоб он волновался. А ведь хорошо знаю, что это не так. Неужели он из числа людей, которые отличаются от других особой силой воли? Может быть. Но я думаю и о другом. Сознание, что ты командир, что на тебе лежит особая ответственность за порученное дело, помогает человеку мобилизовать силы духа и вести себя так, как подобает командиру.
