Тут сбоку притискивался к кружку Лялич, дотошный до всякого знанья, будто молоденький. К тому же в тридцатом году бежал стометровку в хорошее время, не чуждое дело — спорт.
«Ух, я болельщик! — встревал сразу Лялич. — Счастье соседям, что нет на острове телевизора: ору больно звонко, руками машу, бью от нервов посуду. А ведь помогает небось, Юлий Матвеич, если за тебя болеют с душой?»
Но рассудительный муж Юлий Сидоров отвечал на это так:
«Ерунда это, Григорий Петрович, я по себе скажу. Тоже некоторые кричат, знакомые. Потом подбегают: «Юлий, ты слышал? Мы тебе кричали!» Как я могу слышать? Это же соревнованье, ничего не слышишь, знаешь — надо штангу поднять: только ты и железо…»
Тут бывший двукратный чемпион задумывался, вспоминая. А хитрый Лялич уже тихонько ввернул:
«Но все же, Юлий Матвеич, спортсмены себе позволяют, признайтесь. Уж чего-чего, а позволяют себе, мы газеты тоже читаем».
«После соревнований, конечно, себе не отказываешь, — солидно кивнул Юлий Сидоров и перечислил, в чем: — Потанцевать там, такси, девушку проводить, познакомиться, водку — тоже можно, если немного, назавтра же тренировка…»
Положительный человек, даже в славном своем прошлом, был Юлий Матвеевич Сидоров, глядящий сбоку насильником. И это в поселке оценили быстро — что вошел в местную жизнь не свысока и с душой.
На шутки тоже не обижался, хотя сам не очень это умеет: юмор. После иргушинского землетрясения Костька Шеремет, как привлеченный актив, снимал с населенья анкету для цунами-станции: кто что заметил и какие были последствия, всегда собирают такие анкеты. Снял и с мужа Юлия, который землетрясение пережил в одиночку далеко в верховьях Змейки, и почва там дала трещины, шириной до одного метра, глубина — метр тридцать, длина — аж до семидесяти метров. Это Юлий сразу замерил, сообразил.
Костька снял с него эти данные. Потом говорит: «Далее по анкете — семейное положение». Вера Максимовна Агеева, родная Костьке сестра, слегка хрюкнула, зарылась лицом в журнал микросейсмов. А Юлий, который тогда на цунами не работал, но все же — мог бы знать анкетную схему, ответил солидно: «Женат, один ребенок, сын». — «Это все знают, — прищурился Костька Шеремет, язва. — А вон тут по анкете-каким браком женат, третьим, четвертым?» — «Первым, — сказал Юлий. — Раньше не был женат». Тут Вера Максимовна Агеева захохотала, отбросив журнал микросейсмов. И сам Костька заржал трубно.
А Юлий Сидоров сказал без зла, добродушно: «Ну, ты меня купил, Константин». — «Как ближайшего родственника», — объяснил Костька. «Нам только таких родственников и не хватает», — сказала Лидия, которая сидела тут же и едва снесла этот спектакль. Самолюбива была Лидия за двоих — за себя и за толстокожего мужа Юлия, обидчива. «А чем же я так плох?» — усмехнулся Костька. «Лицом не вышел», — сказала Лидия. «Понятно, — опять усмехнулся Костька и покривил губы. — Учтем, один голос против».
