Заранее обдуманный порядок движения был сбит. Чернышенко был совершенно обескуражен допущенной им ошибкой, хотя я ему не сделал ни малейшего упрека; это было тем более досадно, что за исключением меня, он был единственный офицер верхом — остальные офицеры отправили своих лошадей с обозом. А в момент паники только конные офицеры имеют сколько-нибудь значительную сферу действия. Стрелки были сбиты с толку, и у них зародилось сомнение в разумности руководства остатками раздерганного полка. А тут, шагах в 200, сначала с одной стороны колонны, затем с другой, между деревьями леса, промелькнули всадники нас конвоировали какие-то разъезды. Дозорные открыли беспорядочную стрельбу. Сзади яростно стучал пулемет 5-й роты, уже втянувшейся в лес и налезший вплотную на колонну. Из 5-й роты вдоль по колонне передавались крики "больше шаг", а колонна и так почти бежала по никому неизвестной дороге.
Я постепенно переходил в яростное настроение. Такой плачевный дебют мало отвечал моим чаяниям: правда, и Зейдлиц, и Фридрих, и Наполеон имели в своей военной карьере первый блин комом; но обстановка для них затем сложилась удивительно благоприятно; а какой авторитет будет у меня в полку, если я, после жалкой перестрелки, приведу печальные остатки рот! А при скорости марша в 8 км в час сейчас же полетят в сторону предметы снаряжения, патроны, даже ружья, сердце у пожилых стрелков начнет сдавать, появятся отсталые; пройдет четверть часа, и роты могут так выдохнуться, что сдадутся первому наглому немецкому разъезду, который подскачет к ним. Ай да ударник командир полка! К какой бесславной чепухе приводят мои лучшие намерения! Что же, плыть мне по течению? Нет, если умирать, так лучше с музыкой.
Вскипев, я поскакал к голове колонны, приказал двигаться самым маленьким шагом и петь песни. Изредка дозорные продолжали стрелять; пулемет в арьергарде надрывался. Мой приказ — запеть песню — вызвал общее недоумение. Учили маскировке, а тут за деревьями уланы, не хватает дыхания, и вдруг "пой". Сзади по колонне передается умоляющее "больше шаг — на 5-ю роту наседают". В ответ я послал по колонне предупреждение, что если я услышу еще раз "больше шаг", то остановлю всю колонну на 10-минутный привал. Затем я наскочил на старого фельдфебеля, дисциплинированного служаку, и дико заревел на него "пой!" Раздался голос фельдфебеля, сначала одинокий, слабый, неуверенный; но постепенно к нему присоединились другие, напев стал громким и твердым, зазвучал мощный хор, скорость движения уменьшилась до 3 км. Дозорные прекратили стрельбу, как-будто в песне заключалась магическая сила, отпугнувшая немецких улан; просто они успокоились, и призрак улана перестал им рисоваться за каждым деревом. Да и для немецкой конницы колонна, которая поет, перестала конечно рисоваться желанным объектом, готовым сдаться в плен. Продолжал только стучать пулемет в арьергарде, изредка оттуда доносилась робкая просьба "ради бога, прибавьте ходу". Но стрелки уже ухмылялись и острили "пятая рота, привала захотела?"
