Если она так кошмарно отреагировала на один его вид, то страшно представить, что бы с ней произошло, вздумай он до нее дотронуться.
Дотронуться! В горле у нее хрипло булькнул истерический смешок. Последний раз он дотрагивался до нее в ту ночь, когда они в последний раз занимались любовью – меньше чем за неделю до крушения их брака.
Лейси вздрогнула, слезы заволокли глаза, и только настойчивый гудок соседней машины вернул ее к реальности и заставил следить за дорогой.
Когда Лейси добралась до дома, ее эмоциональное потрясение отзывалось неудержимой дрожью во всем теле. Она сразу поднялась наверх и встала под ледяной душ, пытаясь остудить не только пылающую кожу, но и огонь, сжигающий ее изнутри.
Господи, как же она объяснит свое смехотворное поведение Иэну? Она ведь лгала ему, лгала так очевидно и неуклюже, что он наверняка это понял. А ложь Лейси ненавидела – эта ненависть была наследием прошлой жизни, доставшимся ей от тех ужасных дней, когда она поняла, что, даже занимаясь с ней любовью, Льюис думал о другой женщине. Лейси никогда не видела этой женщины, но та наверняка существовала и раньше в жизни Льюиса, потому что не может же мужчина разлюбить одну и влюбиться в другую в течение недели? Боже, а она могла бы поклясться, что в его любви были и страсть, и желание, и жажда обладать ею…
Очень, очень долго после его ухода она не разрешала себе даже думать об этом обмане. Сначала помогала, защищала ее от подобных разрушительных мыслей беременность. Но настал все же день, много позже рождения Джессики, когда все мысли, все время Лейси уже не были полностью поглощены счастьем и заботами о крошечной дочери, – и тогда вернулись непонимание и боль. Как мог Льюис заниматься с ней любовью с такой страстью и очевидной искренностью, с такой глубиной и так правдоподобно изображая чувство – а через несколько дней отпрянуть от нее, дрожа от отвращения, отшатнуться от невинного прикосновения, от умоляющего жеста. Ведь она протянула к нему руку, всего лишь чтобы попросить его объяснить ей, как случилось, что их любовь умерла, как он сможет жить без нее.
Вот тогда-то они и появились, эти мучительные, постыдные сны, в которых она снова и снова возрождала их физическую связь. В этих снах не было барьеров, боли, чувства реальности – только сверкающий, восторженный калейдоскоп незабытых исступленных наслаждений. Но наступало утро, реальность возвращалась вместе с болью и раскаянием в том, что она так жалко, по-идиотски продолжает мечтать о мужчине, который о ней и думать забыл.
