2.1.1987. Я слушаю записи весенних лекций Аверинцева в ГИТИСе, и еще раз убеждаюсь: дар есть дар, он непостижим и необъясним.
342
5.1.1987. Записываю средневековую импровизацию Аверинцева, и в чем его прелесть: он как ребенок залезает в картинку, просачивается сам, точно как он вот есть такой робкий, любопытный, умный и пишущий, — туда, о чем говорит, в эти Средние века, к тем тогдашним людям. Царственная любознательность ребенка, и что прочное, на чем всё стоит — достойное спокойствие его теперешнего положения, смирный ребенок при уважаемых родителях. Каждая фраза с его странной мелодией интересна, хоть слушая в четвертый раз, и дело не в содержании (разве что мелкие немцы и то, что ему меньше знакомо, чуть меньше интересно), а в том, есть у него вдохновение или нет. Вдохновение у него почти всегда есть. Вдохновение какое? Бодрая воля осторожно обходить края своих владений, внимательно и уважительно притрагиваться к вещам, с которыми соприкоснулась его жизнь. Она с так многими соприкоснулась и так многие ее без усилия впустили в себя, пригласили. Он такой тихий, живой и любезный, что его любят приглашать не только люди, но и вещи.
7.1.1987. Я транскрибирую средневековые лекции Аверинцева, и вот просыпаюсь ночью от сна: я в его кабинете и за его столом, но он сам по себе, мы с детьми, да и дети уже как-то поодаль. И я вдруг: да что же это? Спохватываюсь, собираю вещи, которыми я был занят, чем? То ли глина, то ли детали магнитофона, но света нет и не могу включить, хотя в висячих выключателях вся стена.
v 9.1.1987. Допечатываю Аверинцева, и что сказать? Возвышенно, мудро, крупно и, главное, не закрывает, а открывает, всегда почти только открывает — вычтя, конечно, места, где у него с самого начала не хватает глубины. Начал перепечатывать Шичалина, и как тонко, грациозно, грациозность в самом уме, но, очень боюсь, очень глубокая потерянность. Его Наталья Петровна прямо обвиняет в зависимости от его теперешних обстоятельств. Но Наташа, это вулкан, она только себя смиряет и дисциплинирует.
15.1.1987. Мне муторно, я почти заболеваю и тогда бегу через лес к Аверинцевым. Там бледный Ванечка хватает меня за руки, так что Аверинцеву приходится разжимать ему пальцы: «Володя, не уходи, знаешь, как мне без тебя скучно». Я говорю ему, что прошел пешком 5 километров, и ему хочется со мной: «А я не потеряюсь в лесу?»
343
В октябре же он у меня потерялся, посреди фешенебельного района Москвы.
