Альф оглядел сундук и задумался.
— Это, случаем, не тот самый, который принесли солдаты сегодня утром? — спросил он.
— На вид похож, — отозвался Мак. — Но не тот. Принесли два сундука сразу. Черный солдаты погрузили на «Осу». Тяжеленный он был, словно свинцом набитый. Потом Сланк отвел меня в сторонку и велел, чтобы мы перетащили этот на нашу посудину — только очень осторожно. Его надо как следует замотать в парусину и пронести по главному трапу, словно это вещи кого-то из пассажиров. И еще Сланк сказал, если мы все сделаем как надо, он нам даст два шиллинга сверх жалованья.
— На каждого? — уточнил Альф.
— На каждого, — подтвердил Мак.
— Ну, тогда ладно, — сказал Альф.
Не тот он был человек, чтобы задавать лишние вопросы, если речь шла о двух шиллингах.
— Давай его заматывать, — сказал Мак. — Приподними его, а я подсуну парусину снизу и протяну веревку.
— А почему бы тебе его не приподнять? — поинтересовался Альф.
— Альф, ты же знаешь, как у меня болит спина — пожаловался Мак.
— Да уж не больше, чем у меня, — проворчал Альф.
— Но я первый сказал! — начал сердиться Мак.
Альф вздохнул. Чем дольше они спорили — а Альф по опыту знал, что на эту тему Мак способен пререкаться часами, — тем меньше у него оставалось шансов выпить грогу прежде, чем корабль поднимет паруса.
— Ну ладно, — согласился Альф и, присев, схватился за край сундука.
Альф был человек простой, и желания у него были простые.
Он ничего лишнего не хотел от жизни: было бы что пожевать да место, где можно поспать не под дождем, — ну и побольше грогу, конечно. Альф никогда не бывал по-настоящему счастлив, да и не надеялся на это.
И потому он оказался не готов, абсолютно не готов к тому, что произошло, когда его загрубевшие, мозолистые руки коснулись сундука.
Сначала он ощутил тепло: оно разлилось по рукам, оттуда перетекло в спину и ноги. И повсюду, где проходила эта теплая волна, возникало замечательное ощущение — будто садишься в ванну. В следующий миг боль в несчастной согнутой спине — ноющая боль, терзавшая Альфа почти с самого первого дня его матросской службы, — исчезла.
И боль в натруженных ногах — тоже. Исчезла бесследно!
Потом он почувствовал кое-что еще — запах. Это был запах цветов.
Весеннего луга после дождя. Свежеочищенного апельсина.
Корицы, и меда, и хлеба, только что вынутого из печи. И еще один запах, еще более чудесный, чем все остальные, — только Альф не мог его распознать. «Будто ночью пахнет», — подумал он.
