Так прожили мы до 5-го Сентября. В этот день ввечеру нас опять нагрузили в боты и перевезли на прежние транспорты. — Мой Англичанин чрезвычайно мне обрадовался, забросал меня фразами, которых я десятой доли не понимал, отвечая очень степенно: yes! — За ужином мы уже гораздо более стали друг друга понимать, — а по утру за завтраком, я уже частехонько отпускал Фигаровское: god damn!
На этот раз атака началась в 9 часов утра. Только Русским солдатам можно делать такие вещи, каких мы были свидетелями (потому что сами стояли в весьма почтенной дистанции, имея пред собою во 2-й линии бомбардирные суда, галеты и Фрегат, — а в первой, все канонерские лодки). — Неприятель видел наши проделки издали и успел приготовить нам отличную встречу. Едва подъехали лодки на пушечный выстреле, как более 100 орудий начали осыпать их ядрами, — но они молча гребли вперед и не отвечали на выстрелы. Более 200 сажень ехали они все под таким ужасным огнем, подъехали на картечный выстреле — их стали обсыпать картечами, но они все продолжали грести, не отвечали ни одним выстрелом. Наконец на расстоянии полукартечного выстрела, остановились, выстроились, крикнули ура! и открыли со всех лодок ужаснейшую канонаду, усиленную задними бомбардирными судами. — Это было прекраснейшее зрелище! (особливо для нас в 3-й линии). Много уже видали мы опасностей, много слышали канонад, много видели примеров неустрашимости, — но эта пальба оглушила нас, — а храбрость этих моряков изумила:
Тут в первый раз еще видел я ужасное действие каленых ядер, которыми Французы угощали нас с берега. Одно такое ядро попало в пороховой ящик канонерской лодки— и она, с 50-ю храбрыми моряками взлетела на воздух. Один Офицер избег всеобщей участи. Командир судна послал его донести Контр-адмиралу, что лодка сильно повреждена и не может долее оставаться в лиши. Получив дозволение вывести ее, он уже подъезжал к ней обратно, как вдруг все товарищи его взлетели на воздух. Спасенный судьбою, он в ялике пристал к судну дивизионного командира, но едва стал всходить на нее, как замертво ранен был картечью.
До 6 часов вечера продолжалась обоюдная пальба, — но ни одна неприятельская батарея не была сбита, наших 12 лодок почти исщеплены, более 300 человек выбыло у нас из Фронта, — и атака тем кончилась. Более храбрости, более самоотвержения нельзя было оказать, — но успех был невозможен — После бывшей трех дневной бури и при свеженьком ветерке того дня, была на море порядочная зыбь. Как же могли при таком колыхании, хорошо метить и попадать с лодок в амбразуры прибрежных батарей!
