великих действователей того времени, конечно не может быть занимательным, ни в историческом, ни в военном, ни даже в литературном отношении, — но для наблюдателя он может служить изображением великого духа той эпохи, одушевлявшего Россию во всех концах, во всех сословиях;—а для устаревшего соучастника в ратном деле, этот рассказ освежит и омолодит все былое, все славное, все молодецкое. И если молодой ус расцветающего воина поднимется с сожалительною улыбкою при заглавных словах: Прапорщик и ополчение — поседелый ветеран верно с искренним удовольствием прочтет несколько страниц, напоминающих ему знаменитые имена Витгенштейна, Кляссиц, Полоцка и Березины.
Как ранний и прилежный ученик я уже на 16 летнем возрасте окончил учебный курс, и с важным для меня званием (студента 14 го класса) вступил в гражданскую службу. — Кто в молодости не мечтал о красоте военного мундира, о прелестях походной жизни и о славе бранных подвигов? — Что же? — К стыду своему должен сознаться, что мне и на ум тогда не приходили подобные мечты. — Пристрастившись к поэзии и астрономии, я во сне и наяву видел только эллипсисы комет и торжественные оды, населял в жару юношеской мечтательности все видимые миры, всю огромность мироздания, жителями разнообразных Форм, свойств и долговечности — и вместе с тем потел над 4-х стопными ямбами; воображал, что буду вторым Невтоном и Державиным, — и теперь чрез 25 лет с горьким, но смиренным самосознанием вижу, что ни та, ни другая страсть не принесли мне ни пользы, ни известности, — и что подобно миллионам мечтателей остался в очень тесной сфере посредственности и незначительности.
Не прошло еще и полгода со вступления моего в службу, как вдруг известие о нашествии в пределы России, всей Европы, предводимой Наполеоном, подобно электрической струи, разлилось по всем концам и заставило вздрогнуть сердца Русские. — Знаменитый рескрипт Графу Салтыкову, приказ по армиям, воззвание к Москве и манифест о защите отечества, произвели такое действие, возродили такие порывы любви к отечеству, что никакое перо не в состоянии описать их. — Одни очевидцы помнят эти великие, эти святые дни, когда и жизнь и имущество почитались не собственною принадлежностью, но достоянием отчизны, оскорбленной дерзким нашествием иноплеменных, — Как сладко вспомнить это время всеобщего восторга! Теперь подобные порывы, близкие к исступлению, подверглись бы порицанию, а может быть и насмешкам
