Нетрудно представить, в каком небольшом пространстве жили индейцы до прихода Конкисты. Сегодня, среди высоких технологий и скоростного транспорта, нам кажется, что доступный мир стал значительно шире и насыщеннее, но это — только иллюзия. В определенном смысле мы стали жить в еще более ограниченном мире, чем наши предки. Ведь мы в значительной мере утратили свою чувствительность, способность по-настоящему видеть, слышать и осязать то, что нас окружает. Внимание и восприятие, которыми мы владели изначально, не расширились и не усилились. Они просто переместились в сферу ментального, туда, где торжествуют бесплодные абстракции, понятия и слова, за которыми нет ничего, кроме слов. Наш тональ в полной мере сохранил свою ригидность и по-прежнему желает одного — повторения привычного.
Трудно сказать, предвидели ли эту ситуацию древние индейцы. Но их учение о нагуале, о том неведомом, что может преобразить нашу сущность, оказалось сегодня весьма актуальным. Ибо, очистив учение древних толтеков от устаревших мифов и порой наивных предрассудков, мы находим здесь великий проект — проект человеческого преображения и обновления, обретения утраченной свежести чувств и новых перспектив развития.
Современный нагуализм: практика
Как Кастанеда, так и его последователи называют практику нагуализма магией. Согласно нагуалистскому мировоззрению, человек вообще изначально является «магическим существом», поскольку неминуемо имеет дело как с тоналем, так и с нагуалем. И независимо от того, осознает ли он свой непрерывный контакт с нагуалем, он обладает магической природой.
Специальная тренировка внимания и восприятия, из которой состоит практическая дисциплина нагуализма, превращает человека в полноценного мага. Следовательно, в контексте современного нагуализма надо верно понимать термин «магия». Ибо в оригинальном языке толтеков и ацтеков (языке нагуа — nahuatl) само понятие «магия» неразрывно связано с нагуалем. «Маг» (нагуалли) — тот, кто общается с нагуалем и благодаря этому общению может совершать необычные, чудесные вещи. То есть, он способен нарушать порядок, за соблюдением которого неусыпно следит тональ.
Все, что случается вопреки привычной каузальности (причинно- следственной связи), что нарушает законы, которые в мире тоналя кажутся нерушимыми, — имеет отношение к нагуалю, а потому в европейском понимании является «магией, волшебством, чудотворением». Иногда эти «чудеса» почти обыденны — вещий сон, дикий зверь, который не стал нападать на человека, неожиданное изменение характера близкого человека, иные «не вполне обычные вещи», которые для рационального ума могут быть обыденным стечением обстоятельств, — «знаки» месоамериканских шаманов, весьма напоминающие «синхронистичности» аналитической психологии Юнга, и т. д. и т. п.
