Математика ― плохая специальность: она прививает образ мышления, который не нравится ни власть имущим, ни отцам церкви, ни светилам догматических наук типа истории, религиозный характер которой становится ясным каждому, кто пытается спорить с носителями исторических догм (а таких ― 99 % населения). Недаром среди диссидентов в Советском Союзе было такое огромное число математиков и представителей естественных и технических наук, которым в свое время пришлось усвоить законы математического мышления. Не точка зрения сиюминутных правителей или научных «авторитетов» претендует в глазах людей с математическим мышлением на достоверность, а непротиворечивые и обоснованные позиции в политике и науке. Гимны в адрес авторитарной советской системы и уничижительные оценки демократических форм организации общества не носили в наших глазах ни доказательного, ни убедительного характера. Основанная на статистике и точных числовых данных т. н. антисоветская пропаганда разных голосов или сухо ― без пропагандистского пафоса ― излагающие факты иностранные газеты воспринимались как в большей мере заслуживающие внимания, чем советские средства массовой (дез)информации.
Повторение ситуации мы наблюдаем сегодня в случае критического восприятия традиционной истории: и здесь необычно высок процент людей, представляющий математику, естественные науки и технические области деятельности. Жаль, что сравнительно недавние диссиденты Советского Союза, не воспринимавшие в свое время тотальной лжи мафиозной советской политической системы, оказались в основном в числе противников тех, кто не воспринимает тотальную ложь мафиозной братии историков — традиционалистов. Неверно понятая задача сохранения исторической культуры, неумение отделить культурный аспект истории от научного, идеологизация чисто научного спора привели к тому, что немало бывших диссидентов и многие представители либерально настроенной интеллигенции воспринимает критику в адрес традиционной историографии и хронологии, на которой оная основана, как враждебные действия, идущие из лагеря чужих. Но в поиске истины ― будь это даже или всего лишь истина о нашем давнем прошлом ― нет своих и чужих. И даже, если истин много, если она не одна, как это почти всегда бывает в гуманитарных науках, то незачем создавать себе образ врага из ищущих истину иначе, на другом языке, с другой степенью придирчивости и тщательности.
В годы моей аспирантуры на мехмате МГУ (1963―1965) я упустил шанс познакомиться с работами Н. А. Морозова. Хотя один из ближайших друзей и рассказал мне о «Христе» и о том, что он есть в библиотеке мехмата, я ограничился тем, что расспросил его о содержании семитомника, а затем прореагировал так, как еще и сегодня реагируют почти все «нормальные люди»: Никакой античности?! Сокращение хронологии на сотни и даже тысячи лет?! Нет, для такой муры нет у меня времени. Голова, забитая внушенной с детства «правильной» исторической информацией была не в состоянии уловить в кратком мимолетном рассказе гигантский интеллектуально-диссидентский потенциал.
