С интересом ждал и лекций профессора Серегиной по математике, и доцента Малышева по истории партии, и профессора Зимина по начерталке, – так студенты называют курс начертательной геометрии.
А вот к доценту Левашовой, которая читала нам химию, у меня сразу же возникло безотчетное чувство неприязни, о котором не знала ни она, ни мои товарищи. Дело в том, что мне никогда не нравилась химия, еще в школе. Левашова, строгая и красивая женщина, просто ничего не замечала, поскольку ведь нас было сто восемьдесят два человека, минус отсутствующие, процент которых колебался. А вот ее ассистент Морозов, который вел в нашей группе упражнения по химии, улыбался или спрашивал сочувственно:
– Устали, Егоров? Иногда он даже советовал:
– Спать все-таки удобнее лежа, а?…
До сих пор не понимаю, как все обошлось благополучно.
Помогло, наверно, то, что химия у нас была всего один семестр.
Нe знаю, как дневники, а студент-вечерник довольно тесно связан со своим деканатом. Связь эта многообразна, начиная с характеристики студента для завода и кончая такими вопросами, как оплаченный отпуск на производстве. Осуществляется она прежде всего через замдекана Илью Георгиевича Рябого, человека подтянутого, собранного и очень вежливого. Своей подтянутостью он сразу же напомнил мне начальника нашего цеха Горбатова. Оказалось, тоже служил на флоте, даже знает Горбатова.
Илья Георгиевич каждому из нас сразу запомнился удивительным совпадением фамилии и лица: еще и детстве болел оспой, и все его лицо, в общем-то симпатичное и умное, густо усыпано маленькими ямочками. Секретарь факультета, солидная и пожилая Нина Викторовна, в первый же день сказала нам:
– Ну, Илью Георгиевича сразу узнаете: у него фамилия на лице написана.
Наш декан – профессор Таташевский, он будет читать у нас на последних курсах. Сейчас мы встречаемся с ним только в крайних случаях, которые для студента носят оттенок грусти, даже печали, поскольку профессор Таташевский, прозванный Татой, в момент встречи испытывает грусть чисто формально: он-то обычно прав, а студент наоборот.
– Так уж устроен мир! – изрекает наш групповой философ Казимир Березовский, или попросту – Казя.
В первый или второй день занятий после лекций в наш поток пришли Таташевский и Рябой, извинились, что задержат нас. Таташевский рассказывал нам о методике занятий, коротко коснулся нашей будущей специальности, говорил о важности всех курсов, входящих в программу. А Илья Георгиевич рассказал о расписании, даже посоветовался с нами, в каких аудиториях лучше проводить те или иные занятия. Потом сказал:
