Искатель, 1974 № 05 | страница 17
Было раз у Гаички что-то похожее. Года два назад шел по улице, услыхал оклик:
— Эй, парень, подай, пожалуйста!
У подъезда стоял грузовик, полный каких-то тяжеленных колонн. Из-за борта по пояс высовывалась симпатичная девчонка, показывала на одну из колонн, скатившихся на землю.
Гаичка сначала подумал — разыгрывают, подошел просто так, потому что не уходить же, когда зовет такая девчонка, взялся за один конец этой огромной, как бревно, колонны, чтобы показать, что одному тут не справиться. И чуть не упал: колонна оказалась фанерной…
Как странно качалась земля под ногами. И скулы сводило, как в море во время шторма.
— Теперь понятно, почему моряки раскачиваются, — сказал Евсеев.
— Две недели поплавали — и уже моряки?
Гаичка вроде бы возражал, а самому нравилось так называть себя. Там, в море, было как будто все равно. Вода и вода вокруг, одни и те же волны и леера как государственная граница — не перешагнешь. Но вот всего полдня на берегу, а уже оглядывался на походное однообразие, как на бог весть какую красивую романтику. И хотелось вспоминать поход, и уже перепутывались в памяти свои штормы с теми, вычитанными из книг. И скалы, у которых стояли днями, казались теперь неведомыми островами из пиратских романов…
— Моряками становятся потом, на берегу.
Евсеев обрадованно кивнул: видно, думал о том же.
Они не спешили, наслаждались каждым шагом по этой твердой и так смешно покачивающейся земле.
— Она так и будет качаться?
— До первых строевых. Боцман все поставит на место.
У входа в городок — большое зеркало и огромные, в рост, плакаты по обе стороны. На плакатах нарисованы матросы — анфас и в профиль. Чтобы каждый входящий мог сравнить свою выправку с той, что положена по уставу.
Друзья посмотрелись в зеркало, оттирая друг друга боками, и пошли дальше по чисто выметенной дорожке, вдоль шеренги березок, стоявших в своих белых робах, как матросы на физзарядке — на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
— А ты, собственно, куда?
— Тут, в одно место, — уклончиво ответил Евсеев. И покраснел, заулыбался смущенно и радостно.
— Ты чего? — удивился Гаичка.
— А чего?
— Лыбишься, как кот на сметану.
— Так просто.
Гаичка взял его под руку.
— Говори, в чем дело?
— Да ни в чем.
— Будто я тебя не знаю.
— Ты в нашей парикмахерской был? — не выдержал Евсеев и снова расплылся в какой-то совсем незнакомой восторженно-виноватой улыбке.
— Нет. А что?
— Сходи — узнаешь.
Теперь заулыбался Гаичка.
— Ну, ясно…
— Чего тебе ясно?
