– Во, гляди, какая животная, - басил за брезентовым фургоном дядька-продавец. - Морда смотри какая! Пойдет?
Из-за машины невнятно донесся Ромкин голос. Не иначе, как Кузнецов засомневался в качестве крокодилов, потому что дядькин бас приобрел возмущенные нотки:
– Нормальный товар! Чем тебе зубы не нравятся, нормальные зубы. И глаза нормальные! Где ты крокодила с другими глазами видел?
Шнурок догорел, и огонек юркнул под полосатую шкурку петарды. У фургона дядька уже взвешивал крокодильчика.
– Гляди - ровно кило. Двести рубликов с вас, - радостно сообщил он.
Петарда тупо торчала в сугробе, как простая палка.
Илюшка заметался в раскисшем снегу. Весь план летел кувырком: подлая шутиха и не думала взрываться. Что же делать?
– Ну, - донеслось до него. - Деньги давай?
Все пропало! Хоть бы Кузнецов догадался придраться к чему-нибудь, хвост, например, не той длины, или цвет не подходит. Иначе дядька сейчас не только ругаться будет, но и запомнит их накрепко - больше не подойдешь.
Но за фургоном было тихо. Илюшка весь извелся, то косясь на упорно молчащую петарду, то выглядывая из-за машины. А потом догадался обернуться, и оказалось, что Ромка с Таней уже идут вдоль дома.
Таня несла мятый белый пакет с ручками. В пакете дрыгалось.
Расплюхивая мокрый снег пополам с песком, Илюшка догнал их.
– Ребят, у меня петарда не взорвалась... Бракованная, наверное, оказалась...
– Да поняли уже, - добродушно отозвался Ромка. Таня подозрительно отворачивалась.
– А вы это... а деньги?
– Я школьные отдала. На охрану которые, - сказала Таня со слезами в голосе. Она была сразу рассержена, обижена и растеряна, и Илюшка тоже растерялся, не зная, что теперь говорить и делать.
В пакете култыхалось и переваливалось.
– Ругать будут? - шепотом спросил он.
– Угу. Мама сначала раскричится, а потом молчать будет до вечера.
– Поду-умаешь раскричится, - протянул неунывающий Ромка. - Вот меня батя знаешь, как налупцевал бы!
Таня мрачно сопела и тыкала носком сапога в хрупкую ледяную корочку на боку сугроба. Крокодил в сумке вяло шевелил лапами.
– А может... не говорить пока? А я потом у мамы попрошу и отдам. И у меня сейчас еще - вот, двенадцать рублей...
– Не, - Таня мотнула головой. - Так еще хуже будет.
Илюшке было стыдно и еще немножко страшно: что ни говори, а это он Тане свинью подложил. Это у него мама так говорила: "свинью подложил", значит, из-за тебя другому досталось.
И в эту секунду...
Вжжиууу... Баммм!
Петарда решила, наконец, взорваться. Свист и грохот были впечатляющими, а пара зеленых искр, мелькнувших над фургоном на фоне блеклых облаков - не очень.
