А Йоссель молчал. Всё оказалось так просто… и так страшно.
Просто когда-то маги струсили.
Легендарный Ханора-мастер, что ушёл в северные леса искать свой путь и сумел зачерпнуть сияния через многие вёрсты… вот он как зачерпнул, оказывается. Всем миром теперь не перечерпать.
И они спрятали сияние, укрыли его от жадных до знаний учеников, от старательных, но неумелых подмажонышей, лишь иногда, в виде особой милости допуская их к каменным ладоням с заключённой в них силой.
Доверяя лишь верным страху – неторопливым, осторожным. Тем, кто не станет придумывать нового.
Аргелак одышливо сипел. Глаза его ввалились, две скорбные складки опускались от худого носа, и тяжело ходил кадык на дряблой шее. Он же совсем старый, – внезапно понял Йоссель. – Сияние поддерживает силы, он, может быть, даже бессмертен, но изнутри он безнадёжно стар.
Просто дряхлый сторож, берегущий сокровище, которого боится сам.
И, словно лишь его недоставало для этой минуты, шагнул с лестницы… Лавен, раздавшийся в плечах; Лавен с клочкастой бородкой на бледном лице и выпирающим пузцом; Лавен, от которого теперь так и несло сиянием… с которым Йоссель так часто спорил в мыслях и так редко – наяву.
– Мастер… – и осёкся.
Йоссель на мгновение удивился, что не чувствует совсем ничего. Вся боль и ненависть, копившаяся столько лет и заставлявшая его доказывать собственную значимость, выгорела за эти минуты, оставив лишь странную прохладу под сердцем.
Стало легко и пусто.
Каменная саламандра всё так же выгибала зелёную спину; Йоссель провёл пальцами по блестящему хвосту, заглянул в незрячие глаза. Словно вновь отражался в них маленький подмажоныш Селька: наивный, радостный, обиженный на весь белый свет, надеящийся, ненавидящий…
И вот теперь – Йоссель-воин.
Как живой присел рядом сердитый Селька, глянул исподлобья.
– Что, брат, видишь, как оно… на самом деле.
– А я догадывался!
– Врёшь, брат. Ты просто обижался на весь белый свет. И очень хотел вернуться. А сейчас – ещё хочешь?
– Не знаю…
– Вот и я не знаю, – вздохнул взрослый Йоссель, отнимая ладонь от прохладного камня.
Он вернётся: к оплывающим свечам, к тонким штрихам сложных рун, к мучительному поиску правильной формулы, к радости узнавать.
Он станет магом. Может быть, даже мастером. Доверенным. Наверное, научится их страху – не тому, что в горячке боя бросает на подмогу изнемогающему товарищу. Страху, что кто-то сможет больше него.
И когда-нибудь скажет глупому подмажонышу: "Ты уже получил свою долю сияния"…
