– Ты не пужайся, - забормотал купец, пятясь к кустам. - Он, говорят, скоренько: ам, и всё тут.
Матрёшка обернулась туда-сюда: никого.
– У меня за душой, поверь, ничего к тебе личного, но ведь как ни крути, а одну девку отдавать. А эфиёпы, они тощеньких любят, совсем некормленных; черненьких опять же лучше берут, так что тебя всё едино за хорошую цену не сторговать...
– Ты чего делать-то собрался? - прошептала Матрёшка.
– Да змею, понимаешь, дань плачу. Раз в пять лет по девке. Вот сейчас как раз срок подошёл.
– Змею? Девку - змею скормил?
У Антипки горло перехватило. Жадный до чужих историй, он наслушался всякого, а уж сколько небылиц сочинил! Но чтобы девку безответную - своими руками чешуйчатому чудищу отдать!
– Так змеям завсегда дань девками платили. Ты ж, гусляр, сам сегодня про Ивана-богатыря сказку сказывал. Там и вовсе княжеску дочку змею отдавали.
– Так то - сказка! Придумка! Не-бы-ли-ца!
Минька едва успел подхватить падающую кружку.
– Ты погоди браниться, гусляр. Там на самом деле такая штука получилась...
Матрёшка ревела белугой. Ей бы испугаться, сомлеть от ужаса, но страха-то как раз не было, одна горькая обида на подлых людишек, что игрались девкой, все равно как мальчишки, бывает, гоняют таракана, воткнув ему в зад хворостину.
Представив себя шестилапой таракашкой, Матрёна взвыла ещё горше. Хлюпала, сморкалась в промокший подол, самозабвенно рыдала и жалобно поскуливала, и так увлеклась, что не сразу услышала глуховатый голос.
– И эта ревёт, - грустно сказал голос. - Все ревут.
– И реву, - строптиво отозвалась девушка и обернулась.
Позади стоял змей.
Рогатая голова отливала малахитовой зеленью, толстенная лапа - каждый коготь с ладонь - тяжело упиралась в землю, кошачьи глаза с узкой морды смотрели умно, совсем по-человечьи.
Матрёна замерла.
– Теперь боится, - сообщил змей. Говорил он внятно, только чуть шепелявил.
У Матрёшки с отчаяния весь страх прошёл, и глаза туманом заволокло.
– И ничего я не боюсь, - закричала. - У-у, змеюка рогатая!
– Ругается... - озадаченно пробормотал змей.
– Ну, чего стоишь? Вот она я! Давай жри, гадина!
Змей аж отшатнулся.
– Тьфу! Да на кой ты сдалась-то мне, жрать тебя ещё. Дура!
– У-у, тварюка, ещё и брезгует, - не помня себя, закричала Матрёшка, подступая к чудищу.
– Ну как есть дура...
Матрёна, пожалуй, и по колючей морде отходила бы змея, кабы не верёвка. А так плюхнулась на колени в росистый мох и заревела вдруг сызнова, бестолково выкрикивая обиду:
