Директор прикинул расстояние от шведских стенок. Далеко.
Примерился к брусьям. После некоторого колебания, решительно отметя дрожь в коленках как проявление непозволительной слабости, залез на нижнюю перекладину. Встал.
Не дотянуться.
Взгромоздился на верхнюю, дрожа теперь уже и в локтях и искренне обещая себе с понедельника заняться физкультурой. Поднялся директор, распрямился, потянулся к черной поверхности и успел таки коснуться пальцами мокрого, почуять ледяной холод, пробравший разом до самого нутра.
Да и грохнулся под треск проломившейся перекладины.
Сознание его несколько помутилось от удара, потому не сразу заметил Игорь Михайлович появление на сцене нового лица.
Бывший военрук, а ныне ОБЖист и по совместительству завхоз Степаныч был, конечно, дурак, но умело маскировался под умного. Для этого вид он принимал самый солидный, носил полосатый галстук, брови хмурил серьезно до чрезвычайности, а говорить старался мало и весомо. Вот и сейчас, завидя директора в таком, прямо скажем, неподобающем месте, Степаныч лишь собрал лоб в поперечные складки и глубокомысленно крякнул.
– Степаныч, - слабо позвал директор. - Откуда у нас труба?
– Труба, - внушительно согласился завхоз.
– Труба откуда? Черная.
Степаныч поиграл бровями, равнодушно скользнул взглядом вдоль потолка, нимало не зацепившись за чудовищную конструкцию.
– Черная труба? - уточнил вежливо.
– Труба-а, - задумчиво подтвердил директор. Поведение завхоза не менее, а может, и более, чем матерьяльность трубы, наводило на невеселые размышления.
Мало ему одного инородного тела.
– Брусья, - сурово изрек Степаныч. - Теперь чинить надо.
Игорь Михайлович сокрушенно поглядел на учиненный разгром, но мрачный взор его скользил дальше и дальше, пока не уперся вновь в черное брюхо железного чудовища. Будто влекомый высшей необходимостью, уставился директор в грязное окно спортзала, за которым в неведомые дали уходила труба, протыкала округлым туловом школьный забор и вонзалась в девятиэтажку напротив, поглотив два окна и часть лоджии на втором этаже.
Но и после девятиэтажки, мнилось, не пропадает она, а тянется за шоссе, к лесу и в совсем уж невообразимую бесконечность.
Ну и что, что труба? - с философской отрешенностью подумал директор. - Пусть будет труба. Есть не просит, на голову не падает... вроде.
Но вскочил сию же секунду, пораженный простой как все гениальное мыслью: а куда же втыкается конструкция с другой стороны?
ОБЖист Степаныч, двигая бровями, глядел, как хлопнул себя по лбу ополоумевший директор, как бросился вон, беззвучно шевеля губами. Ничего не сказал Степаныч, ибо была в степанычевой глупости неизбывная человеческая мудрость.
