Вот и министр по кличке Офис был ничуть не хуже остальных. Правда, пряник он презирал, потому что пряник нельзя было съесть целиком; размоченный же в коньяке он походил на ликер с крошками. Доверенная отрасль интересовала министра походя, основным занятием он считал отделение тьмы от света, и тьма египетская гуляла по коридорам и закоулкам министерства, а подчиненные бродили гуськом, держась за полы пиджаков и юбки, определяли друг друга на ощупь и взвизгивали, ошибившись. Но молчали, мирились, ибо мало кто из периферийных просителей мог в одиночку добраться до желаемой резолюции. Прорвавшийся же, не растерявший бумажки и открывший нужную дверь, столбенел от света в кабинете и выглядел полным кретином. Такого даже молодые безопытные специалисты брали голыми руками и счастливого вели на улицу.
Но о приезде Чугунова были извещены специальные проводники — секретарши, и впотьмах прихожей ласковый женский голос попросил его положить руки на плечи голоса и не отставать. А министр встретил их на полпути и набросился на Чугунова, как сова на зайчонка: затормошил, затискал в объятиях, жарко целуя в обе щеки и в нос. Но только в кабинете министра поверил Чугунов семейную драму.
— Они в темноте, — ответил Офис, имея в виду Аркадия и Победу. — Разлучите их, и оба станут как свет в окошке.
— Вот за этим я и приехал, — сказал Василий Панкратьевич и попросил Чудина к ответу.
Разговор вышел молчаливый и нелицеприятный для Зиновия Афанасьевича. Он виновато сопел, затирал ботинком ковер, как нагадившая кошка, и разглядывал, что у него выходит. Министр сказал:
— Как же так, Зиновий Афанасьевич? Ведь на всех собраниях о вас говорят или ничего, или хорошо! И вот такое! Непонятное!.. Разве вы не знаете, что у нее есть жених? — и тоже замолчал надолго.
Чудин-старший подумал, что речь идет о Чугунове-женихе и молодой сотруднице, которую он, пользуясь темнотой, дважды ущипнул за попу в коридоре, и совсем притих.
А Василий Панкратьевич и рта не открывал, даже руками пренебрег для командного жеста, просто смотрел на Чудина, как языческий истукан, готовый принять человеческую жертву и не устраивать засуху на небесах. Поговорив языком взглядов, Офис отпустил Чудина ни с чем, и тот побежал искать промашки в отчетах на всякий случай.
— Надеюсь, он все понял и о его сыне я больше ничего не услышу, — сказал Чугунов. — А если услышу, то что-нибудь очень хорошее. Некролог, например. Впрочем, какой ему, сопляку, некролог… Это нам с вами…
