Фаустина. Ах, ваша светлость, вы пользуетесь вашими сединами искуснее, чем юноша самой пышной шевелюрой, и для вас они более веский довод, чем... (Смеется.) Да бросьте вы этот сердитый вид!
Дон Фрегосо. Могу ли я не сердиться, видя, как себя компрометируете вы, которую я хотел бы назвать своей женой? Неужели вы забыли, что носите одно из лучших имен Италии?
Фаустина. По-вашему, оно слишком хорошо для Фаустины Бранкадор?
Дон Фрегосо. Вы предпочитаете снизойти до какого-то Фонтанареса.
Фаустина. А если он поднимется до меня? Разве это не доказательство любви? Впрочем, вы сами знаете, что любовь не рассуждает.
Дон Фрегосо. А, вы сознаетесь!
Фаустина. Вы мне слишком близкий друг и вправе первым узнать мою тайну.
Дон Фрегосо. Сеньора!.. Да, любовь безрассудна! Я вам отдал больше, чем самого себя!.. Ах, я хотел бы обладать целым миром, чтобы подарить его вам. Разве вы не знаете, что ваша картинная галерея стоила мне почти всего моего состояния?
Фаустина. Пакита!
Дон Фрегосо. И что для вас я готов пожертвовать даже честью?
Фаустина(Паките). Скажи мажордому, чтобы он распорядился отнести картины из моей галереи к дон Фрегосо.
Дон Фрегосо. Пакита, не вздумайте передать это приказание.
Фаустина. Мне рассказывали, что однажды Екатерина Медичи потребовала у Дианы де Пуатье драгоценности, которые той подарил Генрих Второй. Диана их вернула переплавленными в слиток. Пакита, сходи за ювелиром.
Дон Фрегосо. Ни к кому не ходите и оставьте нас.
Фаустина. Я еще не маркиза Фрегосо. Как вы смеете отдавать приказания в моем доме?
Дон Фрегосо. Я должен вам повиноваться, я знаю. Все мои богатства не стоят одного вашего слова! Простите мне порыв отчаяния.
Фаустина. Даже в отчаянии надо оставаться рыцарем. А ваше отчаяние превращает Фаустину в куртизанку. Ах, вы хотите, чтобы вас обожали? Да последняя венецианка вам скажет, что это стоит очень дорого...
Дон Фрегосо. Я заслужил этот ужасный гнев.
Фаустина. Вы говорите — любить? Любить! Любить — значит жертвовать собой, не ожидая ни малейшей награды! Любить! Это значит жить в лучах солнца, не смея к нему приблизиться. Не облекайте же ваш эгоизм в блистательные ризы истинной любви. Замужняя женщина, Лаура ди Новес, сказала Петрарке: «Ты мой, но ни на что не надейся, живи без любви!» А ведь Италия, венчая поэта, увенчала его великую любовь, и грядущие века не перестанут восхищаться Лаурой и Петраркой!
