— Ха-ха-ха
— Смеешься, Артур? Вот и этот палач рассмеялся тоже. Он спросил: «А почему ты ушел пораньше, в час дня?» Я говорю: «Замерз, был ветер… Я простывший, у меня насморк. Решил пойти домой, ведь и так уже понятно, что тут был митинг. Достаточно пары кадров. Зачем мерзнуть лишний раз, и так простыл». Он: «Понятно. А неужели ты правда для себя снимал? Зачем тебе все это надо?» Я: «Но ведь это история города. Лет через десять будет интересно посмотреть, как мы сейчас жили …» Он: «Ну, история… Вот Кровавая Воскресница в 3905 году — это история. А тут и смотреть нечего». Я: «Ну, пока нет Кровавой Воскресницы. Если вы ее не устроите.» Он рассмеялся — представляешь, Артур, рассмеялся! А ведь я имел в виду недавний погром в Зловещенске, и палач прекрасно это понял! Он мне сказал «Ладно… Я погорячился… Иди домой. Не обижайся. ». Ну, я прихрамывая, пошел домой… И вот сижу тут с вами. Сначала был шок. Боль пришла позже…
Через пятнадцать минут после того, как рассказ Батурониса был окончен, ребята разошлись, обсуждая происшествие. Во дворике остались только пострадавший и его друг Новиков.
— Знаешь, Артур — прошептал Янек — боль пройдет, я живучий… Но передо мной, после всего происшедшего, стоит огромная моральная проблема. Если для нас отрезаны все законные пути выразить свой протест, свое возмущение… Если невозможно прийти на митинг, если простому небогатому человеку нельзя создать свою партию или выдвинуть кандидатуру в парламент от избирательного округа, если они творят что хотят, и даже не понимают — слышишь — не понимают! — что людьми могут руководить идейные мотивы, если они грабят пенсионеров, а нам говорят: «сидите смирно и ждите очереди» — то что же нам делать? Я всегда тебя уважал и относился к твоим советам внимательно. Скажи мне, что делать молодым и думающим людям?
— Хм… Не могу тебе советовать — Новиков хитро прищурился.
За эти минуты Артур успел подумать о многом, и теперь разрывался меж двух огней. С одной стороны, его старший товарищ, музыкант Зернов, с которым они два года назад познакомились в студенческом клубе «Социум», просил искать людей для подполья. Но, с другой стороны, перед самым созданием организации, когда объявлена «готовность номер один» и нельзя отлучаться из города — было бы глупо погореть на привлечении человека, чьи взгляды еще не устоялись. Пока что личная обида еще не стала у Батурониса поводом для широких обобщений. Но, похоже, почва для этого зреет. Что делать? Раскрыться перед ним? Промолчать? Резоны для откровенности и скрытности были в данном случае примерно равны. Наконец, Артур решил ответить двусмысленно: так, чтобы побудить Янека самому развиваться в нужном направлении. С его привлечением к подпольной работе надо было повременить.
