Рэд взял ведро с водой и прошел обратно к двери, мимо деревянных низеньких лавочек (на них лежали самодельные корзины, сплетенные лесником их ивовых прутьев). Придя, зашил флэшку с данными в рукав неприметной джинсовой куртки, что решил одеть поверх жилета. Расстелил постель. Он решил заснуть ровно в десять вечера. Однако самодисциплина на этот раз долго не могла одержать верх над бессонницей.
— Эра всепозволенности — повторил про себя Рэд, то так то эдак устраивая голову на пестрой лоскутной подушке, набитой сеном. — Лучше и не скажешь. Людские истории, прочитанные мною в досье, рисуют целую панораму лжи и насилия, царящего в Рабсии. Но один случай почему-то особенно крепко запомнился. Трудно меня чем-то поразить, я ожидаю от этих мерзавцев чего угодно… Но вот эта трагедия с сыном торговца Сироткина… Она страшна не столько жестокостью, сколько типичностью. Каждый кусочек этой истории знаком и привычен для рабсиян, но в целом история кошмарная. — Рэд перевернулся и натянул одеяло на глаза, воспоминание о прочитанном мучило его — Двадцатипятилетний аспирант, подающий большие надежды молодой ученый… непьющий, не наркоман… совершенно равнодушный к политике… вышел в собственный двор готовиться к экзамену, со словарем и тетрадью в руках. Полицейские совершали плановый обход… А Медвежутин давно развязал им руки и позволил любой произвол на гражданами. То есть разрешения с печатью конечно не было, но кому же можно пожаловаться, коль в стране нет оппозиционной прессы (а он ее удушил), нет независимых партий и движений, если правозащитники поставлены под контроль РСБ? Неудивительно, что полицейские мерзавцы распоясались вконец — «диктатура закона» стала диктатурой бандитов, переодетых в форму. Вот они и задержали парня, объявив «пьяным» (от самих пахло спиртом!)… Чтобы выколотить деньги, как у них принято. Карманы задержанного были пусты — не было денег, но не было и документов. Он показал пальцем, в каком подъезде живет. Не помогло. Забрали. Кстати, рядом оборванный пьяница приставал к девушке — но его не тронули, что с него возьмешь, да и на драку можно нарваться… Хм… До этого момента все вполне типично, с этим сталкивались многие рабсияне. Медвежутин хвалится что обуздал преступность, а на деле — сделал ее организованной, вооружил дубинками, выдал погоны и дал право стричь граждан, как овец — какое уж тут обуздание! Хуже, чем при Дельцине. Тогдашние уголовники не всякого прохожего смели тронуть средь бела дня! Но случай обычен, в общем-то… Избиениями в пункте милиции, в ответ на просьбу предъявить удостоверение и объяснить причину задержания, как это положено по УПК, тоже мало кого удивишь. И тем, что абсолютно трезвого, но в кровь избитого человека везут в вытрезвитель — не удивишь тоже. Да и туберкулезом, что распространен в подобных местах. Отец хлопотал, недоразумение выяснилось, сын был отпущен, но уже нес в себе смертельные бациллы, и спустя несколько месяцев умер. «Недоразумение». Можно ли назвать убийство «недоразумением»? И кто же убил парня, в конечном счете? Пьяный полицейский, задержавший его чтобы ограбить — или все же верховник Медвежутин, сделавший Рабсию полицейским государством, в коем гражданин бесправен?! — Рэд вспомнил бледное морщинистое лицо Сироткина-отца: потеряв единственного сына, тот вмиг поседел, большие серые глаза поблекли, и глазницы напоминали ввалившиеся ямы… Воздастся Медвежутину за его эру всепозволенности. Воздастся! Все больше непреклонных и яростных мстителей вырастает под дубинками его опричников…
