По склонам, ниже осыпи, горы поросли пихтами, соснами, березой. В нежной яркозеленой траве брызнули синие, красные, желтые искры цветов. Травяной ковер во всех направлениях прорезан тропами медведей. По тропам и в осыпях — медвежьи порои, под большими, брошенными друг на друга камнями в прохладных пещерах — медвежьи лежки. Камни поменьше перевернуты. Черная земля под ними обнажена и изрыта. Медведи добывали здесь жуков и личинок.
На макушке отвесных окал чуть видны саблеобразно изогнутые деревья. В синем воздухе, на уровне вершин, с пронзительными криками парят соколы.
Вечереет. Схожу, точнее скольжу, едва удерживаясь на ногах, по крутому травянистому склону. Далеко на горизонте встают массивы Большого Тхача и Чертовых Ворот: они сторожат вход в горы и леса заповедника…
Черно-коричневые и черно-синие тени туч ложатся на Крепость. Ее отвесные стены, наполовину уже скрытые надвигающейся тучей, напоминают суровые картины старинных мастеров.
Падают тяжелые капли дождя.
Лагерь, 12 июля
Меня снова пригласил в гости пришедший в лагерь Давид Илларионович.
Когда мы с ним беседовали на коше, подъехал верхом на горячем рыжем коне имеретин из их колхоза. В руке он держал на гибком ивовом пруте около десятка больших пестрых форелей. Прут был продет сквозь жабры, еще красные и трепещущие. В это время лета, когда вода низкая и чистая, форелей ловят здесь с помощью матики. Матика — это свободно скользящая петля в два конских волоса, обязательно черного цвета. Она укреплена на конце палки или прута. Матику при помощи удилища подводят так, что она оказывается за жабрами форели. Тогда удилище быстро дергают вверх и к себе, и захлестнутая под самые жабры рыба уже не может сорваться и только судорожно бьется в воздухе.
Форель всегда стоит головой против течения и привыкла к тому, что прозрачная быстрина несет на нее ветки, сучья и змеящиеся, почерневшие в воде обрывки корней и трав. Поэтому она не пугается опущенного в глубину удилища и матики.
…В лагере по обыкновению уже горят костры.
Нина Георгиевна, сидя на «стуле» — деревянном обрубке, скалывает попорченный трещинами и примесями верхний слой-оболочку кристаллов. Из-под маленького долота, по которому она точно и размеренно ударяет молотком, летят светлые брызги. Очищенные кристаллы блестящими прозрачными ромбами сыплются на подставку.
Подходит рабочий, с которым я разведывал пещеру.
— Вот, Нина Георгиевна, сегодня я добыл.
Он протягивает огромный, чистый, как слеза, кристалл, уже обработанный им.
