— Ладно, Брыскин, — сказал Микрофоныч. — Что хорошо, то хорошо. Вот еще учился бы получше — тогда совсем было бы замечательно.
— Может, и буду, — произнес я тихо.
Микрофоныч даже не тем концом сунул себе в рот папиросу.
— Не понял.
— А чего? — засмеялся я. — Только захотеть, а там… Ишь, нашли трудности — учиться!
Микрофоныч крякнул, будто поднял мешок картошки, покачал головой:
— Ну, Брыскин, теперь гляди. Начнется учебный год, припомню я тебе эти слова…
Мы разговаривали неподалеку от раскопа, в котором деловито копошились ребята. Что весело, то весело стало тут: шум, говор, смех. Работа идет быстро на удивление. Растаял Желтый курган, будто его и не было, исчезла и моя яма с холмиками земли по бокам. Посреди степи чернел просторный и глубокий раскоп.
Отрабатывал я свою «смену» не разгибаясь, как, впрочем, большинство ребят: очень уж хотелось побыстрее добраться до захоронения, поглядеть, что там.
Бузотерил один Пашка Клюня. Точно так же, как и полтора месяца назад, когда мы втроем только начинали раскапывать Желтый курган, он поработал лишь в первый день, потом больше стоял, опершись на лопату, и привычно молотил языком. Барабанил без умолку, плел все, что приходило на ум, и, конечно, лепил свои рифмы. Иногда кто-нибудь не выдерживал, кричал:
— Заткнись, звонарь, надоело!
Клюня притихнет минут на пять-десять, а потом все начинается сызнова.
А работа быстро подвигалась вперед. Микрофоныч с каждым днем волновался все сильнее, все чаще предупреждал:
— Ребята, копайте осторожней, только, пожалуйста, осторожней и аккуратней. Мы уже близко к цели.
Да, мы были где-то совсем рядом с захоронением, но и канал не стоял на месте. Он подходил к нам все ближе: каких-то пять-шесть километров степи отделяло нас от строителей.
Сегодня Микрофоныч был взбудоражен, суетлив, то и дело спускался в раскоп, брал землю то в одном месте, то в другом, долго мял, рассматривал ее.
— Ну, ребятки, пожалуй, вот-вот Желтый курган начнет нам раскрывать свои тайны…
Ребята возбужденно загалдели, а Клюня протолмачил какую-то бессмыслицу, должно быть, не подвернулось под язык ничего путного:
— Тайны, майны, расчуфляйны!..
А назавтра, когда мы уже собирались идти на раскопки, откуда-то вынырнула оранжевая «Нива» и остановилась возле нас. С шумом отворилась дверца, и из машины, согнувшись чуть ли не вдвое, выбрался… Антон Юльевич! Я узнал его сразу: он был все такой же худой, все в том же плаще и обвислой шляпе.
К нему уже подбегал Микрофоныч. Антон Юльевич с ходу обхватил его своими длиннющими руками.
