Когда я прощался с ней, она тихонько шепнула:
— Ко мне приходил отец… Цветов принес… Это ты постарался?
Я ничего не ответил, а мама не стала допытываться, только горько качнула головой.
— Как он изменился… Жалко… Прощения просил… Клялся — пить бросит. К нам обратно просился… Как ты думаешь, Костенька?
Что я мог сказать? Пусть мама сама решает. А я что? Конечно, хорошо бы снова жить вместе…
На днях укатил домой Игорь. За ним приезжал отец на новенькой «Ладе». Успел, значит, купить за лето. Я как раз бежал за хлебом. Вдруг меня окликнул Игорь.
Подошел, проговорил едва слышно:
— Я сейчас уезжаю…
— Ай, ай, какой удар! — воскликнул я, изображая великую скорбь. — Как-нибудь переживу и даже рыдать не буду.
Игорь насупился.
— Брось… Не до этого мне… Я тут у вас наломал дров… Извини, если можешь…
Это было неожиданно, и я растерялся.
— Да чего там!.. Ерунда, это самое… Всякое бывает.
Чуть помявшись, Игорь спросил:
— Слушай, если я на будущий год приеду — примете?
Я пожал плечами.
— Мне что — приезжай. А как другие — не знаю.
Он еще постоял малость, раздумывая о чем-то, потом вздохнул и медленно пошел обратно. Я проводил его взглядом, пока он не скрылся за углом. Мне стало вдруг грустно и жалко Игоря. Нет, не хотел бы я быть на его месте…
Сегодня — первое сентября.
В школьном дворе полно ребят. Носятся, толкаются, хохочут, толпятся вокруг площадки, где строится памятник.
Бородатый скульптор и двое его помощников, такие же бородатые, уже установили на постаменте макет полушария. Памятник, наверное, будет очень красивым — уже сейчас это чувствуется.
Колька Денисов целыми днями вертится тут, то воду принесет, то раствор вымешивает, то кирпичи подносит и арматуру. Даже сегодня, поставив в сторонке свой портфель, он, засучив рукава, помогает скульптору. Тот очень доволен Колькой, поглядывает на него уважительно, что-то тихонько ему говорит.
Девчонки, как обычно, сгрудились вокруг Эвки, все в новенькой форме, в белоснежных фартуках. Буланка за лето отрастила волосы, повязала их на затылке пышным розовым бантом. Без своей знаменитой челки нос у нее, по-моему, стал вполне нормальным и даже красивым.
В школьную калитку торопливо вошел Детеныш. На лице широченная улыбка. Увидел меня, подбежал:
— Слышь, Брыська, сейчас в сельсовете был, видел мемориальные плиты. Тяжелые. Из меди, наверное. Есть там дядя Максим! Так и написано: «Петушков М.Т.» Максим Тимофеевич, значит. Ух, здорово! И памятник будет здоровский, вот увидишь. — И он побежал, полный своей огромной радости.
