— Фэриартос вкуснее, — произнес он вслух машинально, одну за другой обгоняя машины, едущие впереди.
Сестра Миклоша рассмеялась, ничуть не смущенная тем, что ее желания раскрылись.
— Ты читаешь все мои мысли? — спросила она с оттенком легкого неудовольствия и нетерпеливого любопытства, тщательно «закрываясь». Ее ментальный щит доставил бы немало неприятных минут Дарэлу, но Основатель испытывал удовольствие, продираясь через него.
— Только самые яркие, — привычно солгал он. — И не мысли, а чувства, ощущения, желания. Перед серьезной работой я не трачу силы на пробивание чужой защиты. И, кроме того, не слишком полезно знать тайны чужих кланов. Можно лишиться головы.
— У меня очень давно не было возможности пообщаться с телепатами, — улыбнулась Хранья, успокоенная его серьезным, искренним тоном. Открыла свое окно и с наслаждением подставила лицо потоку холодного воздуха. — Тебе поступало предложение о сотрудничестве от Миклоша?
— Да. — Основатель свернул с эстакады на Кольцевую дорогу и прибавил скорости. — У него возникала такая мысль.
Хранья презрительно фыркнула в ответ, хотя про себя признала разумность попытки брата привлечь телепата на свою сторону.
Остальную часть пути до индустриального района они проехали молча.
Атум остановил машину у старого депо. Госпожа Бальза, не спеша вылезать, угрюмо смотрела на разгромленный двор и покореженные деревья. Внезапное острое сожаление перехватило ее дыхание. Как будто она потеряла часть себя…
Никогда прежде Хранья не чувствовала ничего подобного и тут же разозлилась на себя за неожиданную слабость.
— Это здесь, — сказала она, чувствуя пристальный взгляд спутника. Открыла дверцу и выпрыгнула на улицу.
Он вышел следом.
Пройдя в ворота, на которых болтались обрывки ржавой цепи, они оказались во дворе. На потрескавшемся асфальте валялись груды перекрученных рельс. Неподалеку от почерневшего тополя раскачивался на ветру уцелевший фонарь. Лежащий на боку трамвай таращился в небо выбитыми провалами окон. Остальные подробности Основатель не успел рассмотреть. Он почувствовал тонкую полосу следа, перед глазами начала вырисовываться картинка — красивая японка с развевающимися черными волосами, серебряный росчерк нагинаты в ее руке…
Атум сделал еще несколько шагов вперед и тут же забыл и о Хранье с ее запоздалыми переживаниями, и о Миклоше, и даже о его выживших учениках.
Вокруг была разлита мощнейшая магия. Она до сих пор висела в воздухе, ее впитал мокрый разбитый асфальт и серые стены зданий.
