НАШ СЛАВНЫЙ, ЗНАМЕНИТЫЙ ВИЗАНТИСТ давно уже пребывает в состоянии "между". Между русской и европейской культурой, между Москвой и Веной, между чистой филологической наукой и художественной эссеистикой, между (как бы он сам ни открещивался) советским прошлым и хаотическим, безрадостным настоящим.
В одной из бесед он назвал себя "средиземноморским почвенником", в этом самоопределении ученый, по-видимому, прав. Его издавна, со времен занятий Византией, и даже ранее, с его первой знаменитой статьи "Греческая "литература" и ближневосточная словесность", вышедшей в 1971 году, тянуло в восточно-средиземноморский мир.
Но, с другой стороны, он чувствовал пустоту космополитизма и тянулся к определенной почве, значимости, морали.
Чтобы не потерять его для России, можно найти и общую для нас и Средиземноморья почву, почву, как обозначил ее такой же, как Аверинцев, русско-европейский интеллектуал сэр Дмитрий Оболенский, "Византийского Содружества Наций".
И окажется, что долгие годы византист Сергей Аверинцев одним из первых у нас в стране развивал идею поствизантийской идентичности всего восточноевропейского пространства. Сейчас, когда на всем постсоветском пространстве от Болгарии и Румынии до Армении и Грузии начинает возрождаться византизм как иная возможность нашего дальнейшего содружества, начинаешь по-иному воспринимать и работы Сергея Аверинцева.
И есть общая точка соприкосновения — борьба за значимость и мораль, против навязываемой пустоты. Против принижения культуры.
Очевидно, привитый ему византизм и заставляет Сергея Аверинцева сегодня ощущать явную ностальгию по значимости прошлых времен. Правда, каждый раз, говоря о ностальгии, Сергей Сергеевич подчеркивает, что речь идет не о советском наследстве, впрочем сам же признает значимость тех времен и тех ушедших идей.
В конце концов, даже в сопротивлении советскому режиму была своя значимость и серьезность.
Как пишет Аверинцев в своем поздравлении Солженицыну: "Сколь многим мы Вам обязаны и в какой мере импульс сделанного Вами существенен для самой идентичности наших поколений. То соглашаясь, а то и разнореча с вами в душе, мы прожили сознательную жизнь из десятилетия в десятилетие Вашими читателями... Читатель, как кажется, свыше назначено быть именованием такой жизненно-повседневной связи с писателем, которая приближается чуть ли не к сакраментальной нерасторжимости... Жизнь наших смолоду приунывших поколений впервые получила тонус: проснись, гляди-ка, история еще не кончилась!"
