Что другое представляют собой эти весенние, летние, осенние и зимние празднества, встречаемые нами в древних религиях, как не воспроизведение различных впечатлений, которые оказывают на человека различные явления и действия природы? Горе и печаль по поводу смерти человека или по поводу убывания света и тепла, радость по поводу рождения человека, по поводу возвращения света и тепла после холодных дней зимы или по поводу урожая, страх и ужас перед явлениями природы и в самом деле страшными или, по крайней мере, кажущимися страшными человеку, как, например, при солнечных и лунных затмениях, - все эти простые, естественные ощущения и аффекты являются субъективным содержанием естественной религии. Религия первоначально не представляет ничего отдельного, различающегося от человеческого существа. Лишь с течением времени, лишь в позднейшем своем развитии являет она собой что-то отдельное, выступает с особыми претензиями. И только против этой вызывающей, высокомерной духовной религии, которая именно поэтому имеет своим представителем особое официальное сословие, иду я войной. Я сам - хотя и атеист - признаю себя открыто сторонником религии в указанном смысле, естественной религии. Я ненавижу тот идеализм, который вырывает человека из природы;
я не стыжусь моей зависимости от природы, я открыто признаю, что действия природы не только влияют на мою поверхность, на мою кожу, на мое тело, но и на мою сердцевину, мою душу, что воздух, который я вдыхаю при ясной погоде, действует благотворно не только на мои легкие, но и на мою голову, что свет солнца просветляет не только мои глаза, но и мой дух и мое сердце. И я не нахожу, чтобы эта зависимость оказывалась в каком-либо противоречии, как это полагают христиане, с моим существом, и не надеюсь потому ни на какое избавление от этого противоречия. Я знаю также, что я конечное, смертное существо, что я когда-нибудь не буду существовать. Но я полагаю это совершенно естественным, и именно поэтому я вполне примиряюсь с этой мыслью.
Я утверждаю, далее, в своих сочинениях и докажу это в этих лекциях, что в религии человек опредмечивает свое собственное существо. Это положение подтверждают уже вами факты естественной религии. Ибо что другое запечатлели мы в празднествах естественной религии, - а в ее празднествах именно и дает себя знать самым непререкаемым образом у древних, чувственных, простых народов сущность их религии, - что другое запечатлели, как не ощущения и впечатления, которые оказывает на человека природа в ее важнейших проявлениях и в важнейшие периоды времени? Французские философы ничего другого не видели в религиях древности, как физику и астрономию. Это утверждение верно, если понимать под ним - в противоположность философам не научную физику или астрономию, а только эстетическую физику и астрономию; в первоначальных элементах древних религий мы лишь опредмечивали ощущения, впечатления, производимые на человека предметами физики и астрономии, до тех пор, пока эти предметы не сделались для него объектами науки. Правда, к религиозному воззрению на природу еще у древних народов, а именно у касты жрецов, которой ведь одной у древних народов были доступны наука и ученость, присоединялись еще и наблюдения, следовательно, элементы науки; но их нельзя сделать первичным текстом естественной религии. Если я, впрочем, мое воззрение отождествляю с естественной религией, то я прошу не забывать, что и естественно-природной религии уже присущ элемент, которого я не признаю; ибо хотя предметом естественно-природной религии является лишь природа, как уже показывает само название, но все же человеку, стоящему на своей первоначальной точке зрения, точке зрения естественной религии, природа является не предметом, не такою, какова она есть в действительности, а лишь какою она представляется некультурному и неопытному уму, фантазии, духу, так что поэтому уже и здесь человек имеет сверхъестественные желания, а следовательно, и ставит природе сверхъ или, что то же, неестественные требования. Или иными, более отчетливыми словами:
