Утром 30 августа адмирал Прайс прогуливался по палубе «Президента» и, вроде бы спокойно, обсуждал с капитаном Бэрриджем принятую вечером 29 августа диспозицию. Накануне Прайс лично провел рекогносцировку русских укреплений и театра предстоящего сражения на пароходе «Вираго» (под фальшивым, к слову, американским флагом). И с досадой убедился, что в Петропавловск прорвались «Аврора», ускользнувшая от него из перуанской гавани Кальяо, и «Двина», которую союзники прозевали в районе Сандвичевых (Гавайских) островов.
Нагулявшись с Бэрриджем, Прайс быстро прошел в каюту, на глазах у изумленного капитана вынул из пистолетного ящика пистолет, приложил дуло к сердцу и нажал курок.
Смерть пришла мгновенно. А объяснение было одно — Прайс еще до боя (!) отчаялся взять город и захватить русские суда, им ранее провороненные. И решил загладить свою оплошность таким вот образом.
Высшее командование пришлось принять Депуанту, и началась бомбардировка берега.
Капитан Арбузов накануне поссорился с Завойко и, отрешенный им от должности, тут же поступил волонтером-добровольцем на «Аврору» под командование капитана Ивана Николаевича Изыльметьева.
Но честный общий бой — лучшее средство для примирения, и уже через день Арбузов возвратился к своим солдатам, собрал их и сказал:
— Теперь, друзья, я снова с вами, и клянусь Георгием, которого честно ношу четырнадцать лет, что не осрамлю имени командира!
Ответом ему было «Ура!», а Арбузов закончил:
— Если же вы увидите во мне труса, то заколите меня штыком, а на убитого — плюйте!
Начались новые бомбардировки. Гремели сотни орудий, начинались и захлебывались атаки.
Показательная деталь (лучше оценить ее мы сможем позднее — когда речь у нас будет о Русской Америке)... 2 сентября было затишье — хоронили адмирала Прайса. Во время похорон в Тарьинской губе союзники встретили двух американских матросов с судна, заходившего в Петропавловск. «Нейтральные» янки рубили дрова, но тут же показали англичанам тропинку, по которой можно незаметно провести десант. И этот предательский поступок положение русских осложнил.
Решающее же сражение произошло 5 сентября. Союзники только на берегу имели в штурмовых отрядах примерно тройной перевес.
Мичман Николай Фесун, командовавший одной из стрелковых береговых партий с «Авроры», писал позднее: «Энтузиазму, одушевлению всех вообще не было пределов; один кидался на четверых. И все держали себя так, что поведение их превосходит похвалы».
